Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года - [22]

Энергия Сталина была бесконечна. В бакинский период работы он буквально не знал отдыха. Время вечно проходило в хождении по промыслам, заводам, казармам. Рано утром выходил он из квартиры, направлялся в бюро профсоюза или лавку Караева, где узнавал, кто куда пошел, и жарил за много верст пешком в казармы – Шихово, часто возвращаясь один или в сопровождении тт. поздно ночью. Все время приходилось находиться в напряженном состоянии. Опасность грозила на каждом шагу.

Из воспоминаний М. Эфендиева

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 648. Л. 298–299.

№ 30

М. Эфендиев:

Сталин отличался большой простотой и доступностью. Он жил на Баилове, рядом с народным домом […] В этом последнем жили в одном из полуподвальных комнат я, Георгий Ртвеладзе, Нико и еще один, фамилию которого не припомню. В своей агитационной работе мы были связаны с бюро профессионального союза нефтепромышленных рабочих. Против союза была бакалейная лавка, где продавцом работал эсер А. К. Караев. Мы часто пользовались этой лавкой. В то время Кобе обедать было негде да и некогда, а потому часто обедали в этой лавке, довольствуясь хлебом и закусывая иногда виноградом. Обычно перед едой, я водой мыл виноград. Сталин подшучивал, что у меня буржуазные предрассудки, я отвечал, что наоборот, хочу обмыть пыль от фаэтонов управляющих буржуазии.

Из воспоминаний М. Эфендиева

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 648. Л. 296.

№ 31

П. Сакварелидзе:

Когда дело требовало, Сталин мог работать беспрерывно день и ночь. Интересы работы поглощали все его внимание и его личную жизнь. Был период, когда касса организации главарям своим могла давать в месяц только по восемнадцати рублей; в таких же условиях жил и Сталин, интенсивности работы которого не могла помешать никакая нужда. Иногда, когда у Сталина и товарищей его скоплялось «немного излишних» грошей, происходило некоторое «уклонение». Это было «сворачивание» в какой-нибудь отдаленный ресторан (или в отдельный кабинет хорошего ресторана), чтобы покушать. Чаще это происходило после проведения какой-либо большой работы, в особенности же после закончившихся победой дискуссий. Этот термин очень любил С. Спандарьян, который в эти моменты также «уклонялся» вместе с другими.

Одним из таких излюбленных мест был ресторан «Свет» на Торговой улице. Здесь «наш» кабинет был так устроен, что свободно можно было откровенно говорить, приятно провести время и даже громко спеть. Сталин приятно пел некоторые грузинские песни (напр. «Нетави гого ме да шен», «Гапринди шаво мерцхало» и др.). Вторым таким местом был один из кабинетов «Анонны» (к пассажу).

Из воспоминаний Сакварелидзе П.Д., опубликовано в грузинской газете «Коммунист» 18 мая 1935 г. Перевод с грузинского РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 658. Л. 314–315.

№ 32

М. Эфендиев:

Коба чувствовал себя в подполье, как в родной стихии. Без нее ему было скучно, пусто и неинтересно. Сталин заражал этим бесстрашием и окружающих. Надо сказать, что эта черта была особенно ценна в то время, когда меньшевистская часть организации определенно тяготилась подпольем, стремилась через профсоюзы, совет безработных и совещания уполномоченных к легальной жизни (ликвидаторы).

Из воспоминаний М. Эфендиева

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 658. Л. 435.

№ 33

В. Ф. Тронов:

Летом 1907 года ко мне на квартиру в казармах промысла Шамси Асадуллаева (тут же жил и Серго Орджоникидзе) часто заходил товарищ Сталин. Свои посещения он тщательно конспирировал, не допуская ни малейших подозрений соседей о своих свиданиях с нами. Приходил он большей частью с наступлением темноты, никем из соседей не замеченный. Случалось, что мне приходилось выходить из дому вместе с товарищем Сталиным, но вместе идти он никогда не разрешал. Мы шли поодаль друг от друга, не возбуждая ничьих подозрений. Товарищ Сталин говорил, что конспирация – первейшая необходимость и обязанность революционера. «Человек может рисковать собой, но рисковать организацией он не имеет права», – заявлял он […]

Конспирацию товарищ Сталин соблюдал также и при посещении рабочих собраний. Его приход почти никогда не был заметен. Он скромно и терпеливо слушал оратора. Выступал он чаще в конце, именно тогда, когда нужно было решительное слово.

Я, как председатель союза нефтепромышленных рабочих, присутствовал на многих дискуссиях, где выступал товарищ Сталин. Не помню ни разу, чтобы он говорил долго. В моей памяти его речи остались, как очень сжатые и короткие. Помню, что на одной из дискуссий с эсерами, где я был председателем собрания, товарищ Сталин в течение 20–30 минут в пух и прах разбил полуторачасовую речь лидера эсеров, выступавшего перед ним. Его доводы против эсеров были настолько сильны и понятны рабочим, что необходимость в длинных речах отпадала сама собой.

Из воспоминаний В. Ф. Тронова, члена комитета Союза нефтепромышленных рабочих, апрель 1937 г.

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 658. Л. 343–345.

Вариант воспоминаний опубликован в: Четверть века борьбы под большевистским знаменем. Баку, 1932. С. 9–14.

№ 34

И. Боков:

Первая дискуссия с эс-эрами была в столовой Биби-Эйбатского об-ва. Прежде чем я выступил на этой дискуссии, т. Коба подготовил меня к ней, дал мне две брошюрки по крестьянскому вопросу, эти брошюрки мы с ним вместе проработали. На первом заседании Биби-Эйбатского об-ва я выступал в дискуссии, т. Коба наблюдал за аудиторией, но сам не выступал, дискуссию вели я и Наташа, наша большевичка. Присутствовало 80 чел., были большевики, меньшевики, дашнаки, но большинство эс-эры. Со стороны эс-эров выступил Щеглов. После дискуссии т. Коба сказал мне, что социалисты-революционеры дрогнули. Необходимо провести еще одну дискуссию, и мы перехватим рабочих. Вторая дискуссия была проведена спустя недели полторы в помещении электрической силы – гнездо эсеров. В этой дискуссии опять выступал я, подготовленный т. Коба. […] После этого у нас была дискуссия с меньшевиками на промысле Ротшильда. […] Тов. Коба ни в одной из дискуссий, которые вели в течение 5–6 месяцев, не выступал. […] С каждым разом у нас после дискуссии увеличивались кадры.