Стакан воды - [9]

Здесь в каждом здании, на каждом этаже и почти в каждой комнате заседали. Здесь даже на улице было накурено.

У каждого подъезда Семен Семенович быстро, но внимательно проглядывал десятки вывесок с причудливо скомбинированными названиями трестов и объединений, союзов и управлений.

Наконец Гребешкову удалось разыскать заветную табличку с неповторимым названием:

РАЙПРОМТОРГПРОДТЕХ

В этом месте вывеска заворачивала за угол и уже там, в тупике, заканчивалась великолепным словообразованием:

СНАБСБЫТКООПИНМЯУ

Не будучи в силах ни выговорить, ни расшифровать полностью название учреждения, посетители и сотрудники называли его по-домашнему просто: РАЙМЯУ.

«Рай», очевидно, означало «районное». А что такое «мяу» — никто точно не знал. Одни высказывали соображения, что «мяу» — это сокращённое название объединения местных ягодных угодий, другие же утверждали, что кошачий слог «мяу» обозначает некое мясо-яичное управление.

Гребешков торопился встретиться с руководителем этого учреждения, как с первым по списку и вполне вероятным кандидатом в бессмертные. Поэтому он подавил в себе острое желание попробовать расшифровать загадочное название и, поспешно нырнув под вывеску с кошачьим окончанием, зашагал по стеклянному лабиринту учреждения.

Таблички продолжали преследовать Гребешкова и внутри здания. Уже при входе его встретили строгие чёрные с золотом плакатики: «Не курить!» — и рядом: «Окурки на пол не бросать!»

Далее шли настойчивые, несколько раз повторяющиеся призывы уважать труд уборщиц и, уходя, гасить свет. Эти плакаты перемежались бесконечными табличками-названиями управлений, секторов, отделов, подотделов, групп и подгрупп. Под каждой из них сидело по одному, а то и по два человека, щёлкающих счетами, стрекочущих арифмометрами и позванивающих ложечками в чайных стаканах.

По мере приближения к цели своего похода — к двери кабинета управляющего Раймяу товарища Залыгина — настроение Семена Семеновича все улучшалось. Подходя к секретарской, он даже поймал себя на том, что негромко, но упорно напевает в ритме канцелярского шума:

Уважайте труд уборщиц!

Уход я, гасите свет!

У ва-жайте труд убор-шиц!

У-ходя, гасите свет!

Через секретариат, или, как его обычно называют во всех учреждениях, предбанник, в кабинет Залыгина вливался сплошной поток сотрудников с папками и кипами бумаг в руках. Сотрудники выбегали обратно с пустыми руками и с такими распаренными лицами, как будто они действительно побывали в парилке.

Этому непрерывному маршу сотрудников аккомпанировали три телефона, надрывавшиеся у входа в Залыгинский кабинет.

Кандидат в бессмертные был, очевидно, энергичным человеком, что немедленно и с удовлетворением отметил про себя Гребешков. Он тут же попытался пристроиться к общему потоку, вливавшемуся в кабинет, но был немедленно извлечён из него стремительно рванувшейся ему наперерез секретаршей. Профессионально вежливо она объяснила Гребешкову, что управляющий занят срочным отчётом и никого не принимает.

— Но ведь люди же все время бегут в кабинет?!— удивился наивный Семен Семенович, показывая на поток сотрудников.

— Люди бегут при бумагах... — терпеливо пояснила секретарша.

— Хорошо, я тоже побегу при бумаге, — улыбнулся Гребешков. — Напишу себе бумагу и побегу при ней.

— Вы можете написать записку, — согласилась секретарша. — Если у вас срочное дело, я передам.

Гребешков сел и быстро написал на листе бумаги, вежливо предложенном ему секретаршей:

“Уважаемый товарищ Залыгин!

Прошу принять меня по очень срочному вопросу.

Гребешков”.

Секретарша, захватив бумагу, исчезла в кабинете и через десять минут, вернувшись в секретарскую, подала Гребешкову его записку, на полях которой Семен Семенович прочёл сделанную рукой начальства косую надпись:

„Общему отделу!

Срочно принять! Проявить чуткость, заботливость, внимание к живому человеку! В случае неясностей, задержек, медлительности прошу обращаться непосредственно ко мне!

Залыгин

Обрадованный приветливостью управляющего, Гребешков попросил секретаршу о повторной любезности

и быстро сделал к своей записке коротенькую приписку:

„Уваж. тов. Залыг.!

Вы угадали: я должен обратиться именно непосредственно к вам. У меня очень простой вопрос, но он требует оперативного решения.

Греб."

Секретарша понесла записку в кабинет.

Семен Семенович уже причёсывал свой седой хохолок, намереваясь войти к начальству в достойном виде, когда вернувшаяся секретарша вместо приглашения протянула ему его записку, в которой слово «оперативного» было два раза подчёркнуто синим карандашом, и этим же карандашом на полях была нанесена новая заботливая резолюция:

„Оперативному отделу !

Вне всякой очереди!! Подработать вопрос и немедленно доложить лично мне!! Прояв. чутк., забот., вним. к жив. ч-ку!! Т-ща Греб-ова прошу при любых недоразумениях прямо ко мне!

Залыг."

Семен Семенович, растроганный новым проявлением внимания со стороны управляющего и его повторным приглашением «прямо ко мне», направился было к входу в кабинет, но секретарша снова перехватила его в дверях и, оттесняя вглубь предбанника, терпеливо объяснила, что упомянутых начальством «любых недоразумений» ещё не произошло и поэтому она пока не вправе пропустить его к своему занятому управляющему. Впрочем, на все письма трудящихся начальник её аккуратно отвечает, поэтому Гребешков может ещё раз ему написать.