СССР-2061. Том 5 - [37]

Ирка пылала комсомольским праведным гневом. Она жгла глаголами, существительными, прилагательными, налегала на местоимения с наречиями и даже позволяла себе некоторые междометия. Дон Андрон улыбался в усы. Ириска в итоге выпалила, что, если не зачислят Эрнандес, то и Горячевой в училище делать нечего. Шеф поднял брови, в задумчивости погладил шею за воротником форменной рубашки и попросил её не кипятиться. Сказал густым своим басом, что у Горячевой нет таких увечий, как у Эрнандес, и в этом между ними существует определённая разница. Тогда Ирка ляпнула про Гватемалу. Зря она это сделала. Потому что дело-то вовсе не в Гватемале…

Но на шефа, что называется, возымело. Он связался с родителями и посоветовался с ними. Справка о зачислении пришла в ридер через час.

Вообще, не должно быть важно, по какой причине человек лишился мизинца на правой руке. Люди без ног летали, а она могла потерять целое небо из-за какого-то пальца. В чём разница? Мало ли в какую ситуацию можно попасть, можно на улице получить любое увечье, на ровном месте, в мирное время, не по своей вине. Тоже, придумали проблему – мизинец. «Неполное физическое соответствие». Вариант гуманного отношения к людям, от которого с души воротит; забота, лишающая мечты.

Но когда случайно выясняется, что в тринадцать лет маленькая, незаметная часть твоего тела осталась в Гватемале, среди испятнанных пулями стен, когда всё вокруг дрожало и глохло, и слепло в едком дыме, когда страшно рикошетило в тесных проулках, и нескольких детей внесли в самолет уже бездыханными, а на площади перед зданием аэропорта, где рванула цистерна, вдруг вспыхнули и почти мгновенно сгорели на флагштоках флаги – все, и друзей, и врагов… Тогда ты, по неизвестной причине, имеешь право на поблажку, тогда, в обход инструкций, тебе можно будет понять, как это – не чувствовать своего веса…

Ну да, в тот год, конечно, что-то в очередной раз сместилось в мире, но у советских людей отношение к тем событиям всё же особое. Раиса после случая с зачислением несколько раз шутила: «Это у вас потому, что аэропорт называется не «Гранма», а «Аврора».

…Усталость накапливалась, и Раиса рывками проваливалась в сон. Ноги вдруг переставали турбинно гудеть, исчезали в невидимой томной мякоти, потом пропадали руки, потом шла с шестом наперевес по канату, вроде тех ребят из Цовкры, только в Гаване, над крышами Серро. Потом замирала, боясь упасть, и выныривала из дрёмы обратно в тёплую ночь. Ириска, прилепив гибкий альбом ридера к нижней поверхности крыла, лежала рядом и пялилась на экран. Там были Москва, Дворец пионеров, друзья-моделисты и большой воздушный змей. Как говорится, каждому своё. Ветер свежел, оставаясь тёплым, пахло далёким дождём.

— Ты спишь? — деловым тоном поинтересовалась Ирка, не поворачивая головы. Типичная «сова», сна ни в одном глазу, зато днём, в «Электроне», будет дрыхнуть до конечной остановки.

— Не знаю, — ответила Раиса. — Похоже, что нет.

— Купаться пойдём? Раиса медленно подумала, почёсывая колено:

— Похоже, что да. Скоро утро, спать уже всё равно никакой пользы, в «Электроне» выспимся.

— Я знала, что ты поддержишь. Только подождём ещё немножко, я соревнования досмотрю.

— EstА bien, — она выползла из-под крыла, пошла к рулёжке. — Ладно.

От освещённого огнями ангара вдалеке быстро двигалась какая-то тень, сверкала дрожащим фонариком, приближалась, и скоро перед ней затормозил Андроникашвили, собственной персоной. Он был на велосипеде.

— Понимаю, это конечно не ЯК-630, – сказал он слегка опешившей Эрнандес. — Что, не спится?

— Как и вам. Вопрос, надо понимать, риторический, — Раиса зевнула в сгиб локтя. — Вы, товарищ полковник, настоящий ас. Ночью, по рулёжкам. На велосипеде… Легенда училища, оказывается, имеет реальные основания…

— Не думаю, что вы разочарованы.

— Нет. Но и не очень удивлена. Я всегда подозревала в вас романтика.

— Раиса Венера Эрнандес, а вы пробовали не быть романтиком в наше время в лётном училище? Быть романтиком – это же не цветы нюхать, это трудная и ответственная работа, я считаю. Над собой, над миром. В конце концов, в наше время романтики летают на Марс и строят там города; я бы не сказал, что им там выдалась лёгкая безопасная работёнка… Что такое вообще романтика, кто такой романтик?

— Человек, который катается на велосипеде ночью, по лётному полю. Тишина нравится ему не меньше, чем грохот сверхзвука. Ночное небо он любит не меньше, чем своих несдержанных, расхлябанных, ленивых учеников. Он вообще любит чистый незамутнённый простор: в мире, в человеке, в словах и делах.

— Какой психологический портрет. Спасибо.

— Это не только о вас, товарищ полковник, не надейтесь.

— Но и обо мне тоже, — дон Андрон пожал плечами. — И какая самокритичность по поводу ленивых, расхлябанных, несдержанных… Всё не так плохо, Раиса, я думаю. Не прибедняйтесь. Уж вам-то с Горячевой прибедняться, с вашими результатами…

— А я не о нас, я вообще – обо всех нас, о совокупности. Знаете, «племя молодое, незнакомое»…

— Ну, это тоже преувеличение. Нормальные у меня ученики, не волнуйся. Талантливые, целеустремлённые, честные. Романтичные, опять же. Не без недостатков, конечно, но в целом хорошие юноши и девушки. Теперь вас можно хвалить спокойно, вы уже отстрелялись. Всех, в «совокупности», — в темноте мелькнула его белозубая улыбка, он немного склонился к Раисе – большой, лысоватый, — положил ей на плечо деликатную лапищу. — Что ж, товарищ Эрнандес, я желаю вам приятной утренней прогулки. О том, что видели меня – никому не слова, договорились? Увидев на её лице некоторое недоумение, он громко рассмеялся: