Срезающий время - [74]

Не лишним будет сказать, что воспитание в семьях на заре девятнадцатого столетия было куда суровее века двадцать первого. Хмурые лица, резкие упреки, частое применение розог, постановки в угол, на горох голыми коленями в сочетании с авторитетностью Слова Божьего использовались не только в виде наказания за настоящие проступки, но и как полноценная система взращивания и укрепления всех детских добродетелей. Насколько это помогало, я не возьмусь судить, но то, что было эффективным, без сомнения. Как и во все времена, взрослые не терпели по отношению к детям равноправия. Но были и исключения. Например, семья Полушкиных. Иван Иванович прежде всего видел в сыне опору и воспитывал так, как ни один наидобрейший преподаватель: сначала объяснял, потом показывал, и лишь в случае повторяющейся неудачи наказывал. И будь у поручика дополнительная жизнь, подобный метод стал бы идеальным. В детстве мальчика учили только счету и письму, но он растерял полученные навыки, так как поупражняться в счете у него не было случаев, а грамотность он испортил, записывая на слух. Все же фонетическая транскрипция и правила правописания должны усваиваться под постоянным надзором, чего у него априори быть не могло. Теперь же он приобретал известные навыки в письме, вся польза от которых состояла не только в том, что он заметно набил в этом деле руку, вместе с мальчишками из Абраменки переписывая наставления по маскировке, выживанию, охоте, стрельбе и всяким другим способам убийства; но и получая представление о новых дисциплинах. Как говорят педагоги, «два в одном»: тут тебе и твердость руки, и отложенные в голове нужные знания. Вообще, цифра два весьма популярна не только в оценке знаний. И если не отвлекаться на противоположности: Инь и Янь, Пракрити и Пуруша, Ки и Ан, то два пути ведут человека к его цели: путь понимания действительности и путь чувства окружающего мира, и благо ему, когда они сливаются в путь деятельности!

– Не стану ходить вокруг да около, – вставая из-за стола, сказал я. – Анна Викентьевна, был бы весьма признателен, если бы вы взяли на себя шефство над обучением девочек. Их ровно дюжина от шести до девяти лет и воспитываются они в крестьянских семьях, а это означает, что на их труд рассчитывают родители. То есть занятия и самостоятельная подготовка должны проводиться на территории гимназии.

– Но там нет места! – возмутилась Ромашкина.

– Это так, – подтвердил я, – но я отчего-то уверен, что вы что-нибудь придумаете. Здесь, – протягивая папку[49] с бумагами, – мои соображения, бюджет и пожелания по развитию.

Анна Викентьевна взяла папку и после утвердительного кивка мужа раскрыла ее. В верхнем углу, необычным шрифтом с наклоном вправо, как эпиграф присутствовала цитата: «…Всякий разговор о пользе женского образования и даже признание за женщиной юридических прав на образование останется пустым звуком, если не будет коренным образом изменено материальное и общественное положение женщины». То, что было написано далее, ввергло Анну в шок, и спустя пять минут она произнесла:

– Почему именно в Смоленске, а не в Каспле, к примеру?

– В принципе, для меня не столь важно, в каком губернском городе возникнет пансион. Это станет важно для обучающихся там девочек. Престиж, да и преподавателей станет легче приманить.

Анна Викентьева помолчала, опустив глаза. Казалось, что она колеблется между несколькими вещами, которые могла бы сказать в ответ, и все они настолько важны, что она никак не могла выбрать.

– А вы подумали, Алексей Николаевич, что потом станет с воспитанницами? Они же вернутся сюда, в этот мир, где… – Анна попыталась найти подходящее слово, но оно так и не появилось.

– Когда вы дочитаете до конца, – произнес я, – то все поймете. Очень надеюсь, что Андрей Петрович поможет вам советом.

– Я могу пригласить своих подруг из Петербурга? Екатерина Францевна и Наталья Андреевна испытывают некоторые затруднения сейчас, овдовели. Но я уверена, что они с удовольствием приедут по моей просьбе. И если все, что здесь написано, вы собираетесь воплотить в жизнь, то лучших помощниц мне не найти.

– Действуйте, Анна Викентьевна, – кивнув головой, сказал я. – Все в ваших руках.

* * *

Следующая наша встреча произошла уже в начале марта, и следить за исполнением договоренностей у меня не было возможности по причине отъезда. И так совпало, что разгребая скопившуюся на столе непрочитанную корреспонденцию, первым вскрытым документом было послание от Анны Викентьевны. Внимательно ознакомившись с отчетом, больше похожим на рассказ, я уже через два дня был в предместье Смоленска.

Новообретенное жилище представляло собой при свете дня старое обомшелое здание в стиле позднего ренессанса и начала классицизма с явным немецким душком. Чем руководствовались архитекторы при его проектировании, и какие мысли блуждали в их головах – узнать уже не представлялось возможным, так как, скорее всего, строили по одному проекту, а достраивали по совершенно другому. Однако на сегодняшний момент оно полностью отвечало поставленным запросам: крепкое каменное здание со своей историей.