Средний путь. Карибское путешествие - [17]

В пути мы слушали музыку двух радиостанций. Всеми своими песнями, рекламой, постоянными сводками погоды (как если бы в любой момент все могло самым невероятным образом перемениться) и «новостями каждого часа» они давали нам понять, что мы находимся в возбуждающе роскошной столице с богатыми предместьями. Вскоре появились и предместья: повозки с лошадьми, маленькие домишки, люди на маленьких огородах. Мы со своей авторадиолой были в одном мире, они в другом.

Едущая навстречу машина мигнула фарами.

«Полиция, — сказал мой приятель, — скоростной контроль».

Каждая встречная машина сигналила фарами. И точно, вскоре мы проехали мимо несчастного, переодетого — точно напоказ — в штатское полицейского, который сидел на краю дороги и смотрел на что-то у себя в руке.

Деревенские жители, в основном разодетые индийцы, шли пешком в сторону ипподрома. Мы свернули с шоссе и увидели, что вся дорога, насколько хватает глаз, запружена машинами — разноцветными, новыми, сияющими на солнце. Это ничем не напоминало Тринидад, который я знал.

Когда Чарльз Кингсли[3] отправился на скачки в Порт-оф-Спейн в 1870 г., он наткнулся на умирающую лошадь, окруженную индийцами, которых он «тщетно» убеждал прикрыть лошадь попоной, «ибо у бедняги был солнечный удар». Кингсли приехал не делать ставки — он не был на скачках вот уже тридцать лет, — и он не рассказывает о тотализаторе. Он рассказывает о разбитой французской карусели («огромной махине с дурацкими снастями»), о людях, сидящих на траве («живых клумбах») и «совершенно отвратительном» запахе молодого рома. Он отправился на скачки, как он говорит, «чтобы походить в штатском среди толпы». Его очень впечатлило расовое многообразие, и гравюра, сопровождающая эту главу, изображает группу тринидадцев — негров, индийцев, китайцев — съехавшихся на скачки. Негры — мужчина и мальчик — в соломенных шляпах, рубашках без воротника и брюках в три четверти: сокращенная тропическая версия европейского наряда XVIII века, которая усилиями шоуменов в ночных клубах превратилась потом в народный костюм. Негритянка в тюрбане и накрахмаленных юбках, какие, сходя с парохода из Вест-Индии на остров Св. Фомы в конце 1858 года, Энтони Троллоп видел на продавщице цветов, стоявшей на пристани. «Эти юбки — пишет он, — придавали ее прямой фигуре тот вид легко сжимающейся массы, которая, что бы там ни говорил „Панч“, успела стать приятной для нашего взора». Мужчины-индийцы в тюрбанах, индийских жакетах и дхоти[4], в руках у них дубинки с железным наконечником (как у английских крестьян); индианки одеты в длинные юбки Объединенных провинций и орхни[5]. Китайцы — в китайской крестьянской одежде; у мужчин хвостик и в руках открытый зонтик.

Никаких умирающих лошадей, вокруг которых бестолково толпятся несущие тарабарщину люди, сегодня на скачках в Тринидаде нет. Никаких хвостиков, никаких народных костюмов в стиле калипсо, и тюрбаны встречаются редко. Одежда в одинаковом стиле, национальный вкус проявляется лишь в цветах. Три группы на гравюре Кингсли принадлежали трем разным культурам. Сегодня эти культуры, соединяясь, оказались преобразованы. Одна — китайская — почти исчезла, а нормы остальных приближаются к нормам тех, кто на гравюре отсутствует — европейцев.

* * *

Перед Институтом королевы Виктории в Порт-оф-Спейне установлен якорь, в хорошем состоянии, закрепленный в бетонной плите. Табличка рядом сообщает, что это, возможно, тот самый якорь, который потерял Колумб во время переезда по бурному заливу Парна. Вот и вся история Тринидада, можно сказать, за последние триста лет после его открытия. Испанцев больше интересовали богатые земли Южной Америки, и остров так никогда всерьез и не заселяли. Сегодняшнее изобилие индейских названий говорит об отсутствии ранней колонизации: Такаригуа, Тунапуна, Гуйагйаяре, Майаро, Арима, Напарима. В Тринидаде вы не найдете Скарборо или Плимут, как на Тобаго, Хэмпстед и Хайгейт, как на Ямайке, Виндзор Форест и Хэмптон Корт, как на береговой линии Британской Гвианы.

В 1595 на острове случились кое-какие события. Испанский губернатор, Беррио, использовал его в качестве базы для своих поисков Эльдорадо. Прибыл Рэйли, взял смолу из Смоляного озера, чтобы заделать швы на кораблях, объявил ее лучшей, чем в Норвегии; попробовал маленьких устриц, которые обитали в переплетениях твердых корней-мангровых деревьев, это тоже ему понравилось; и поскольку «оставь я за спиной гарнизон, который интересует то же, что и меня, я выставил бы себя совершенным ослом», он разграбил небольшое испанское поселение и забрал Беррио с собою в качестве проводника по реке Ориноко.

Только в 1783 году, когда население на острове составляли 700 белых, негров и цветных и 2000 индейцев, началась сколько-нибудь масштабная иммиграция. Иммигранты прибывали с французских островов Вест-Индии, это были роялисты, бежавшие от революции и восстания рабов на Гаити. Остров остался испанским только по названию, и даже после британского завоевания в 1797 году по сути остался французским, по поводу чего так негодовал Троллоп в 1859 году:

Поскольку Тринидад — британская колония, то сначала думаешь, что люди говорят там по-английски; потом, когда это предположение рухнет, следующей мыслью будет, что они должны говорить по-испански, ибо название сего места испанское. Но на самом деле они все говорят по-французски… Поскольку это завоеванная колония, жителям острова не дозволяется в полной мере участвовать в делах управления. Но совершенно ясно, что поскольку они французы по языку и римские католики по религии, они приведут дела на острове даже в больший беспорядок, чем ямайцы на Ямайке.