Средневековая Русь и Константинополь. Дипломатические отношения в конце XIV – середине ХV в. - [51]

Соперничество с Москвой и рост «грекофильских» настроений в Твери на протяжении первой и особенно второй четверти XV в. напрямую связаны с общественно-политическим развитием земель княжества Тверского и, конечно, с ростом политических амбиций тверских князей Михаила Александровича (1333–1399) и Бориса Александровича (1425–1461). К середине столетия в период междоусобиц князей московского дома, совпавших с расцветом Тверского княжества при Борисе Александровиче в 1440—1450-е гг., возрождается идея главенства Твери в роли центра объединения Руси, формируется положение об «освященности» великокняжеской власти. Усиление княжества нашло свое яркое выражение также в изменении форм наследования верховной власти и ликвидации уделов. Блеск имперской Византии, константинопольского двора становится в этой связи единственным для тверских князей достойным ориентиром⁵⁶.

Наиболее динамично развивалась литература. В круге литературных произведений XV в. тверского происхождения особое место занимает «Инока Фомы слово похвальное о благоверном великом князе Борисе Александровиче», написанное в честь Бориса Тверского иноком Фомой, посланцем Твери на Ферраро-Флорентийском соборе 1438–1439 гг.

Поводом к написанию «Слова» стало взятие турками в 1453 г. Константинополя и уничтожение его как главного центра православия. «Слово похвальное…» сообщает о большом городском строительстве, о художественных работах, развитии ремесла и прикладного искусства в Твери указанных столетий; содержит восторженное описание деятельности тверского князя (Борис семь раз назван «царем» и десять раз «самодержцем», еще чаще именуется он «государем»), а Тверь в сочинении инока Фомы предстает «великим государством», равным Москве: «И что нареку аз великого князя Бориса Александровича? Но нареку его Соломоний… Слышаша великии русский князья и вельможи премудрость и крепость великого князя Бориса Александровича, в Богом обетованной той земле царствующа, и приидоша от конец земли не толко премудрости слышати, но и видети славного того государя и питатися от царские той и сладкоядныя той трапезы. И что же нареку тя, великого князя Бориса Александровича? И нареку его Тивириа кесаря правосудна. Но Тивирий не повелели людем своим в красных ризах и в златых блистаниих пред собою ходить. И сей же самодержавный государь, великий князь Борис Александрович, не так, но бесчисленно давая людем своим и повелевая в своей палате в красных блистаниих перед собою ходити, а сам же царским венцом увязеся»⁵⁷. Специалисты полагают, что на стремление Бориса Александровича к новому церемониалу и парадной жизни повлияла его поездка на коронацию к Витовту в 1430 г., чей «людный и разноязычный двор поражал современников своим богатством»⁵⁸. Идея о двух центрах, двух государствах обосновывалась тверскими книжниками при обращении к византийским традициям. Само применение к Твери звучных эпитетов «Дом Святого Спаса», «Богом спасенный град Тверь», «славная земля, глаголемая Тверь», «Тверская держава», «добрии, законии, велиции град Тфѣрь», апеллирующих к византийской идеологической лексике, встречается в рукописях первой четверти XV в. довольно часто⁵⁹.

Тверское «грекофильство» наиболее ярко проявилось в период пребывания Исидора на митрополичьем престоле. Известна благоприятная оценка в Твери замыслов Исидора относительно унии, обсуждавшейся на 8-м Флорентийском соборе, и его тесные контакты с местным двором. В составе вывезенной из Руси греческой библиотеки митрополита-кардинала, попавшей затем в библиотеку Ватикана, имелся написанный в Тверском Федоровском монастыре устав 1316–1317 гг. (Vat. gr 784)⁶⁰. Определенную роль в симпатиях к Исидору могло сыграть его положительное отношение к возобновившимся переговорам об устройстве самостоятельной Литовской митрополии с Тверью в составе. Тем любопытнее представляется реакция в Твери на Флорентийскую унию и неудачу политики Исидора, отразившаяся в летописании — Рогожском сборнике и «Слове похвальном», В последнем очевидна тенденция к вуалированию конфликта на почве заключенной унии с великим московским князем; похвалы Борису произносят как сторонники, так и яростные противники унии. Летописец княжения Тверского и вовсе не содержит оценки акта унии, но ограничивается пересказом событий по возвращении Исидора в Москву⁶¹. Знаменательно в связи с этим отсутствие тверского епископа в списке лиц, осудивших Исидора, как это видно из «Послания великого князя Василия Васильевича Константинопольскому патриарху Митрофану 1441 г.»⁶².

Тверь не поддержала идею церковной независимости Руси от Константинополя, так как «боялась церковного диктата Москвы в случае ее реализации, поэтому в отличие от Москвы, стремившейся к освобождению от константинопольской опеки, напротив, стремилась сохранить с Патриархией связи, благожелательно держалась и по отношению к церковной унии. Успехи государственного строительства и культуры Твери во второй четверти XV в. во многом определялись слабостью Москвы в тяжелый период феодальной войны»⁶³. Не так, как в Москве, в Твери отреагировали и на события 1453 г.: тверские князья выступили за сохранение контактов с Константинополем.