Средневековая философия и цивилизация - [36]

.

Как и все остальные, хотя и с самыми скромными амбициями, Данте мечтает писать для вечности.

Такая нота безличности и вечности также обнаруживается в гимнах католической литургии, этом собрании духовных излияний, автор которых так часто остается неизвестным.

И разве не то же самое должно быть сказано о произведениях искусства? Никто не знает имена художников, которые украшали цветными рисунками манускрипты XIII века или витражи. Поскольку многие из этих работ делались в монастырях, несомненно, монахами, выполняющими эту работу, двигало правило смирения, и они скрывали свои имена[163]. Точно так же эпические поэмы включают в себя многочисленные темы, подобные сокровищам фольклора, откуда все в равной степени могут черпать знание.

Прежде всего, этот безличный характер обнаруживается в готике, которая во всех отношениях отражает схоластическую философию и помогает нам ее понять. Ведь готика есть всеобщее достояние, в то время как каждый архитектор может интерпретировать ее по-своему, она действительно никому не принадлежит. Даже сейчас мы не знаем имен всех тех, кто строил планы и руководил строительством великих соборов, или если они и были когда-то известны, то с тех пор они преданы забвению. Кто теперь помнит Петруса Петри, руководителя строительства собора в Толедо? Армии скульпторов ваяли образы дев и святых, которые занимают порталы и ниши, однако как немного из них запечатлели свои имена на своих произведениях! Строители соборов также строили на века, и, по их мнению, материалы их зданий должны сохраняться веками, они должны остаться не на одно поколение, а для всех грядущих поколений.

Глава седьмая Схоластическая философия и религиозный дух

I. Общее определение схоластической философии как религиозной философии

Рассматривая западную схоластическую средневековую философию, все как один повторяют лаконичное суждение, а именно: «Философия на службе и под влиянием и руководством католической теологии». Они говорят, что она не может быть ничем иным, и кажется, что все сказано после декларирования этой четкой формулы. Это находящееся в обращении определение, допускающее самые разнообразные толкования, может быть обнаружено почти во всех книгах, которые касаются схоластической философии. Независимо от того, дают ли их авторы радикальную или умеренную его интерпретацию, оно предлагается читателю в качестве сокращенного тезиса, содержащего в сжатой форме все, что стоит знать по этому предмету. «Схоластика – это философия, поставленная на службу доктрины, уже основанной церковью, или, по крайней мере, философия, поставленная в такое подчинение этой доктрине, что она становится абсолютной нормой того, что они имеют общего»[164].

Так вот это самое определение схоластической философии в Средневековье определяет ее из рук вон плохо, поскольку содержит смесь правды и лжи, точности и неточности. Ему нельзя доверять, как тем двусмысленным сентенциям, которые Джон Стюарт Милль называет «софизмами простого наблюдения», которые посредством повторения становятся нечто вроде transeat, или модными в науке без того, чтобы ставиться под сомнение.

Чтобы исключить двусмысленность, мы должны уделить внимание историческому окружению и рассмотреть и философию, и теологию в среде цивилизации, где они развиваются. Для этого мы должны рассмотреть, каких результатов они достигли, и изучение этого откроет новый рациональный аспект, в котором схоластическая философия и ее классификация знаний явятся в насущной и органичной гармонии с общей ментальностью той эпохи.

II. Сравнительный анализ различий между философией и теологией

То, что философия – это наука, отличная от теологии, было признано с середины XII века[165], и учителя XIII века делают акцент на это различие. Резкое разграничение состава в философии (artistae) и теологии – один из первых показателей того, что различие этих двух дисциплин было четко сохранено. Парижский университет просто позаимствовал методологические классификации XII века, какие можно найти в трактатах Доминика Гундиссалинуса, Гуго Сен-Викторского, Роберта Гроссетеста и многих других. Древо науки имеет форму пирамиды, со специальными науками в основании, философией посредине и теологией на вершине, как мы уже это объясняли[166]. Что нового было на этой стадии развития, так это вдумчивое и обоснованное изучение взаимной независимости философии и теологии.

Эта независимость основывается на различиях во взглядах (ratio formalis objecti) философии и теологии на материал, с которым они имеют дело (materia) [167].

Держа в уме этот принцип методологии, мы можем понять декларацию, которой Фома Аквинский открывает свои две Summae (труда) о raison d’etre (о смысле существования) теологии вне философских наук (praeter philosophicas disciplinas) и об ее отличии от философии. «Это, – говорит он, – различия во взглядах на знания (ratio cognoscibilis), которые определяют различия этих двух наук. Астроном и физик приходят к единому заключению, что Земля круглая; но астроном пользуется математическими аргументами, абстрагированными от материи, в то время как физик пользуется аргументами, полученными на основании состояний материальных тел. Тогда ничто не мешает изучать вопросы философских наук, насколько они известны в свете естественных причин, одновременно и другой наукой, в той степени, в какой они известны по мере их открытия. Так, теология, которая занимается священным учением, отличается подобным образом от теодицеи, которая является частью философии»