Средиземноморье глазами востоковеда - [21]

Наконец, главное, чем обязаны мальтийцы арабам, это язык. Можно спорить об этническом происхождении и даже этнической принадлежности мальтийцев. Так, издание 3-е Большой Советской Энциклопедии считает их потомками «древних поселенцев, возможно, финикийского происхождения», другие источники — переселенцами с Иберийского или с Апеннинского полуострова. Думается, что здесь, как и в других местах земного шара, происходило смешение самых разных народов в ходе исторического развития и формирования местного населения. Но спорить о языке мальтийцев не приходится. Это арабский язык, близкий по строю и словарному составу тунисскому диалекту арабского языка (большинство арабов, а также арабизированных берберов, прибывавших на Мальту в IX–XI вв., были уроженцами восточного Магриба, е. современных Туниса, запада Ливии и востока Алжира).

Однако «близкий» еще не значит «тот же самый». Существенные отличия мальтийского языка от арабского состоят в значительной примеси слов из диалектов южной Италии, утрате многих арабских звуков (но не гортанных, которые мгновенно выдают арабское происхождение мальтийского языка), упрощении синтаксиса посредством его «европеизации» и латинской графике. В отдельных случаях удельный вес неарабских слов в мальтийском настолько значителен, что арабисту иногда трудно понять даже смысл той или иной мальтийской фразы. «У нас 50 % слов — арабские, — объясняла нам Анна, — но мы понимаем арабов на 90 %».

Эти оговорки (при всей условности приводимых цифр) не случайны. «Мальтийцы, — пишет известный советский исследователь арабских диалектов Магриба Ю. Н. Завадовский, — считают свой язык особым языком, так как у них выработалась письменность на основе латинского алфавита и существует литература, развившаяся вне арабской культурной среды»[6]. Очевидно, такую убежденность можно объяснить наряду с объективными отличиями также религией (ревностным католицизмом с отчетливым антиисламским привкусом), многовековой изоляцией от культурной и иной жизни арабского мира, длительным усвоением европейских традиций. Ныне мальтийцев везде, в том числе и и арабских странах, считают арабоязычными европейцами. Судя по всему, мальтийцы не прочь специфику своей этнической самобытности (полуарабской-полуитальянской) распространить и на характеристику своего языка. Любопытно отметить в этой связи, что подобные взгляды долго мешали научной разработке проблем мальтийского языка, ибо еще в XVIII в. способствовали возникновению ошибочной теории о якобы «пуническом» его происхождении.

Ла-Валлетта. Кингзуэй

Мальтийский язык интересен для арабистов-лингвистов еще и тем, что это, в сущности, пока первый опыт превращения разговорного арабского диалекта (хоть и в некотором смешении с неарабскими элементами) в литературный язык. До 1934 г. на нем только говорили, а языками прессы и литературы были английский и итальянский. Но с 1934 г. англичане сочли за благо (ввиду тогдашних претензий фашистской Италии на гегемонию в Средиземном море) признать полноправие мальтийского языка. Поэтому мальтийский как литературный язык, в сущности, еще очень молод и склонен к заимствованиям, особенно современных понятий. Однако, как мне приходилось убедиться, знакомство с мальтийской прессой не оставляет сомнений не только в арабской основе ее языка, но и в арабском происхождении большинства «газетных» слов.

И тем не менее некоторые авторы, в частности английские, соглашаясь с «преобладанием близости мальтийского языка к арабскому», полагают, что его можно считать «во многих отношениях самостоятельным». Этот вывод сделан на основе большого влияния на мальтийский язык, в том числе на его грамматический строй, итальянского языка, а также в результате «наличия более ранних элементов» финикийского и других языков, например языка ахейских греков древнего Крита, с которыми обитатели Мальты поддерживали связи еще за два тысячелетия до нашей эры. Однако, как представляется, вся эта специфика не снимает главного — неразрывной связи мальтийского с арабским и его принадлежности к семье арабских диалектов, каждый из которых достаточно специфичен.

Очень многое говорит за то, что арабское влияние на Мальте оказалось наиболее глубоким по сравнению со всеми предшествующими, а также последующими (после арабов на острове менее продолжительное время господствовали жившие обособленно от местного населения норманны, испанцы, французы и англичане, а утвердившиеся здесь почти на 300 лет рыцари-иоанниты дали обет безбрачия и не допускали общения вне своей среды). Так же как в близлежащих странах Магриба, на Пиренейском полуострове и в Сицилии, воздействие арабов осуществлялось сразу по всем направлениям: и в экономике, и в идеологии (посредством исламизации местного населения, что облегчало налоговое бремя и избавляло многих от рабства, еще сохранявшегося до прихода арабов при византийцах), и в области культуры и быта (в этом арабы стояли тогда намного выше средневековой Европы, что обнаружилось во время крестовых походов).

Британская Энциклопедия сообщает, что арабы «не утвердили своей религии», т. е. не навязали обитателям Мальты ислам. Однако арабы нигде его не навязывали, и тем не менее исламизация на всех завоеванных ими территориях объективно прогрессировала, ибо в конкретной обстановке того времени была экономически выгодна и по ряду других соображений неизбежна. Вряд ли арабизация языка и культуры местных жителей, тем более их смешение с завоевателями могли осуществляться помимо исламизации или даже вопреки ей. А судя по всему, местное население было в значительной степени арабизировано не только в культурно-языковом, но и в этническом отношении. «Антропологический тип их остался прежний, — пишет о мальтийцах советский этнограф С. А. Токарев, — он близок к средиземноморскому типу населения Северной Африки». Действительно, невысокие, смуглые, темноволосые мальтийцы внешне очень напоминают тунисских арабов.