Среди врагов и друзей - [93]

Через некоторое время показались две приближающиеся к нему фигуры, в которых Ворачек узнал знакомых венгерских солдат.

В этот вечер они рассказали о многом. Самым ценным в их сообщении было то, что рота солдат, в которой служили новые приятели Ворачека Габор Коморои и Андраш Надь, готова перейти к партизанам.

Ворачек также с интересом выслушал рассказ солдат об «облаве» на партизан у Маковских лесов. Все они зашли в лес, остановились на опушке и пробыли там до вечера следующего дня, никакой облавы не производили.

— Это мы так не в первый раз, — смеялся Андраш.

Ворачек радостно пожал им руки.

— Так я сообщу своим, и мы все вместе пойдем в партизаны, — сказал Андраш.

— Нет, подождите, — остановил его Ворачек. — Об этом я должен доложить своему командованию. А что делает сейчас ваш командир батальона?

— Его будто кто подменил. Ходит мрачный, никаких команд от него сейчас и не слышно, — ответил Андраш.

Попрощавшись с солдатами, Ворачек направился в село, где его с нетерпением ждал Шеверев.

Разведывательные операции по венгерскому батальону были в основном проведены. Что касается встречи с его командиром, то здесь действительно получалось что-то непонятное. А встретиться с ним было необходимо. Мы знали, что комбат пользовался большим авторитетом среди солдат, и переход его на сторону партизан смог бы ускорить переход всего батальона и сделать его бескровным. Все эти обстоятельства были тщательно продуманы командованием бригады.

Встретиться с командиром венгерского батальона я поручил Николаю Шевереву, Анатолию Володину и Яну Додеку.

* * *

Командир второго батальона 23-й венгерской дивизии Миклош Загонь проснулся в это утро очень рано. Его все больше беспокоили события последних дней. И сейчас не без волнения вспоминал он о встрече с Ворачеком. Кто же все-таки этот Ворачек? Действительно ли он партизан? Сообщил эсэсовцам о месте нахождения партизан, вел себя в разговоре с ними непринужденно, смело… Может быть, это агент, подосланный эсэсовцами?

«Нет, все-таки правильно я сделал, что не вышел на встречу с этим Ворачеком, — думал Загонь. Он снова развернул письмо, в который раз перечитывая четко исписанные листки. — Но как правдоподобно все написано! Народ поднялся на революционную борьбу против буржуев и помещиков, а я, Миклош Загонь, сын бедняка, продолжаю воевать вместе с фашистами!»

«Нет, такое острое и справедливое письмо могли сочинить только партизаны!» — думал Загонь, наблюдая сквозь окно, как по двору снуют солдаты его батальона. Дисциплина в последние дни совершенно развалилась, солдаты то и дело собираются группами, о чем-то долго толкуют. Появились листовки…

Загонь задумчиво смотрел на солдат и думал, что у каждого из них своя семья, свои заботы, свой жизненный путь. Что ж, пусть выбирают этот путь сами.

Зазвонил телефон. Не отрывая глаз от окна, Загонь протянул руку к трубке. Послышался знакомый ему голос эсэсовского офицера Кальтенбруннера. Подполковник приглашал Загоня в свою резиденцию к девяти часам утра. «Что там еще стряслось?» — с тревогой думал Загонь. Он хорошо знал этого ярого фашиста. Не одного венгерского офицера Кальтенбруннер отправил на тот свет с помощью своей агентуры и различного рода провокаторов.

Единственный грех, который чувствовал Загонь, — это нежелание воевать вместе с фашистами. Этого было бы для Кальтенбруннера, конечно, вполне достаточно, чтобы убрать его или, в лучшем случае, упечь в концлагерь. Правда, своих сокровенных мыслей Загонь никому еще не высказывал. И снова он внутренне порадовался тому, что не вступил в переговоры с Ворачеком.

Но как же с письмом, которое он получил от партизан? Может быть, оно подослано этим же Кальтенбруннером?

Тревожным мыслям не было конца, а время уже подходило к девяти.

Ровно в девять Загонь постучал в дверь кабинета Кальтенбруннера. Подполковник сидел за письменным столом, листая какие-то бумаги. Лысина его напоминала полированный деревянный шар.

Кальтенбруннер исподлобья взглянул на Загоня и сухо предложил сесть, продолжая перелистывать свои бумаги.

Прошло несколько минут.

— Я вас слушаю, господин Кальтенбруннер, — напомнил о себе Загонь.

Подполковник поднял голову и, захлопнув папку, сказал:

— Разговор у меня с вами будет короткий. Знаете ли вы, что ваши солдаты перепрятывают партизанские листовки? Знаете ли вы, что они готовы бросить оружие и разбежаться куда попало?

Глаза подполковника налились кровью.

— Где же все это время находились вы? — заорал он. — Расстрелять вас надо! «Союзники!..»

Загонь молчал. Все ожидал, что он напомнит ему о Ворачеке, о письме, однако подполковник ничего об этом не сказал. «Значит, не знает», — подумал Загонь.

— Чего же вы молчите? — снова закричал Кальтенбруннер.

— Я думаю, что с вашей помощью мы наведем порядок, — ответил Загонь.

— Вижу, что без нас вы ни гроша не стоите, — уже тише заметил эсэсовец. — Ну, вот что. Надо действовать.

И он заявил о своем решении подготовить список зачинщиков беспорядков в батальоне, чтобы расстрелять их для острастки, и таким образом укрепить пошатнувшуюся дисциплину. Загонь слушал его молча.

— Поняли все?