Среди врагов и друзей - [31]

— Стрелять! Всех стрелять! — истерически взвизгнул озверевший гитлеровец. Солдаты подскочили к толпе и стали оттеснять ее в сторону. Женщины завыли, закричали. Некоторые умоляюще смотрели на солдат, надеясь найти в их глазах хоть искорку жалости.

Дети прижались к матерям, кто-то громко рыдал. Какая-то женщина с грудным ребенком на руках подошла к солдату, стала на колени и, рыдая, просила пощады. Солдат оттолкнул ее. Затрещали автоматы, люди падали. На снегу расцветали кровавые цветы. В воздухе стоял стон раненых. Но гитлеровцы в каком-то жутком исступлении стреляли до тех пор, пока все не затихло.

Ветер подхватывал пламя догорающих домов, унося его в сторону леса. Иссеченные осколками и обгоревшие деревья протягивали голые, скрюченные ветви, будто взывая о мщении.

Фашисты, по-видимому, насытились зрелищем дикой расправы. Через пожарище, держа наперевес оружие, они направились в село Закопчье…

ВОЗМЕЗДИЕ

За ночь ветви деревьев, кусты и провода покрылись пышным серебристым инеем. Днем неожиданно на землю пал туман. Он плыл колеблющимися клочьями, и февральское солнце сквозь него казалось каким-то далеким, отчужденным.

Огибая подковой гору, по равнине раскинулись в шахматном порядке небольшие опрятные домики Закопчья. Здесь действовала подпольная организация, с которой мы уже успели установить связь. Жили здесь и семьи партизан, находящихся в нашем отряде «Родина». Население этого села помогало нам всем, чем могло.

Тревожные вести о кровавой расправе в соседнем селении быстро донеслись в Закопчье. Об этом жителям сообщили партизаны группы Франтишека Немчака, проходившие через село и скрывшиеся в лесу. Люди собирали продукты и готовились к бегству в лес. Все, что нельзя было взять с собой, прятали в погреба, ямы, подвалы.

Первыми увидели вражескую колонну дети с высоких сосен, росших у села.

— Идут фашисты! — разносили мальчишки страшную весть. Село зашевелилось, как растревоженный муравейник.

Черноглазый, шустрый мальчуган забежал в дом Янки Немчак, матери Франтишека.

— Собирайтесь, идут каратели! — крикнул он.

Женщина приподнялась на кровати и, морщась от боли, поглядела на мальчугана. Губы ее пересохли, лицо пылало.

— Не могу, сынок… Сил нет, — прошептала она.

Уже девятый день Янка болела воспалением легких.

В дом вбежали ее сыновья — Алойзо и Ян.

— Мама, мы понесем тебя! — склонясь над ней, сказал Алойзо.

На окраине уже слышалась стрельба. Карателей можно было ожидать с минуты на минуту.

Алойзо и Ян подбежали к кровати, пытаясь взять на руки мать. Вдруг около самого двора раздался выстрел. Ян подбежал к окну: во дворе были фашисты.

— Бегите, сыночки, бегите скорее! — простонала мать. — Скажите партизанам, чтобы отплатили этим зверям за наши муки…

Юноши на миг остановились, закусив губы, чтобы не расплакаться, и выбежали из дома.

— Стой! — заорал один из карателей.

Алойзо и Ян бросились за дом и, перемахнув через забор, помчались в сторону леса.

Гитлеровцы открыли огонь, но братья, ловко петляя по снегу, словно зайцы, уже приближались к окраине села. Вдруг Алойзо, бежавший правее, снова столкнулся с карателями.

— Хальт! — закричали они, преградив дорогу. Алойзо присел, будто затравленный зверь, подготовившись к отчаянному прыжку, но один из фашистов свалил его ударом приклада. Другие схватили юношу, поволокли к дому и бросили в подвал.

А в это время Ян уже подбегал к лесу, скрипя зубами и глотая слезы бессильной ярости.

Лес тревожно гудел от ветра. В одиночку и группами, будто стаи всполошенных птиц, устремлялись в чащу жители окрестных сел. Люди молча прокладывали себе дорогу в глубоком снегу. А его в эту зиму выпало много. Он лежал сплошным пушистым пологом, синеватый от густого сплетения теней. Сквозь ветви едва заметно просвечивался бледный, будто напуганный диск солнца.

Вскоре Ян догнал знакомого товарища, который шел с тем же черноглазым мальчуганом, который забегал в их дом. На худеньких плечиках малыша было старое, все в дырах пальтишко, руки посинели от холода. Ян дал ему свои рукавицы, а сам стал рассказывать о матери, о брате, оставшихся в селе.

Мальчик с жадностью слушал Яна. Его глазенки, черные, как угольки, гневно сверкали.

— Надо искать группу твоего брата! — сказал товарищ Яна.

— А что сделает два десятка партизан против такой силы? — грустно ответил Ян.

Со стороны села ветер донес запах гари. Люди оборачивались, хмуро всматривались вдаль.

— Жгут дома, дьяволы! — со злостью сплюнул кто-то.

И будто в ответ на его слова в лесу разорвалась одна мина, другая, третья. В воздух поднялись тучи грязного снега, обломки веток, комья земли. Лес застонал.

Вскоре Ян с товарищем и черноглазым мальчуганом встретил группу Франтишека Немчака и рассказал о событиях в Закопчье. Партизаны окружили беженцев и молча слушали их рассказ о зверствах фашистов. Франтишек курил сигарету за сигаретой, и думы о матери и брате не давали ему покоя.

Через некоторое время он встал и, оглядев партизан, выжидательно смотревших на своего командира, спросил:

— Ну что ж, товарищи, ударим по ним, как сумеем?

— Ударим! — единодушно поддержали его товарищи.

В это время гитлеровцы уже вовсю бесчинствовали в Закопчье. Они согнали в центр села полураздетых стариков и детей, избивали их и, угрожая расстрелом, допытывались о нахождении партизан. Их искали повсюду — на чердаках, в сараях и подвалах, даже в дымоходах. Больше всего фашистов интересовал Франтишек Немчак.