Среди врагов и друзей - [2]

Шрифт
Интервал

Я принял решение выбрасываться, подал знак рукой. Парашютисты поднялись, выстроившись у двери самолета.

По команде «пошел!» один за другим мы выпрыгнули в ночную тьму.

Струя холодного воздуха хлестнула в лицо, через мгновение раскрылся парашют. Я огляделся вокруг. Вниз плавно спускалось одиннадцать парашютистов. Спускались кучно, и я был рад, что выпрыгнули дружно, удачно.

Внизу угадывался по огням какой-то населенный пункт. Тусклые огоньки светились на улицах, в домах. Было тихо.

Легкий попутный ветерок нес всех на эти огоньки. Какой это был населенный пункт, мы пока не знали, но попасть на его освещенные улицы было опасно.

Я еще раз оглянулся по сторонам. Земля была уже близко. Огни стремительно неслись на нас, и вскоре стропы моего парашюта задели железную крышу дома. Ноги пружинисто коснулись чехословацкой земли.

Как-то сразу утих шум в ушах. Я почти физически ощутил лесную тишину окраины неизвестного городка. Безмолвие царило повсюду. Лишь изредка слышался слабый шорох срывающегося с веток снега.

Я оказался перед парадной дверью небольшого дома. Парашют лежал на крыше, с ним играл ветер.

В один миг я расстегнул грудную перемычку и ножные обхваты, достал автомат и приготовился к бою, не сводя глаз с дверей. Из дома доносились звуки музыки: там играло радио или патефон.

Прошло несколько мгновений, никто не показывался. Вокруг по-прежнему было тихо. Не было слышно и парашютистов, которые приземлились где-то невдалеке.

Я стянул с крыши парашют, наспех затолкал его в ранец и спрятал в куче еловых ветвей, лежавших около дома. Затем направился на небольшую возвышенность, где, по моим расчетам, должны были приземлиться остальные товарищи.

Внимание мое привлек шорох в ветвях высокой сосны. На верхушке ее я увидел парашют.

Коротким свистом я дал знать о себе. В ответ послышался сигнал комиссара — это он повис на дереве. Рудольф Стой понял меня и стал резать стропы парашюта, но, видимо, перестарался, перерезал сразу все и упал в снег.

Я услышал стон и подбежал к нему. Ушиб был сильный, однако ноги оказались целы.

Оставив комиссара под деревом, я пошел в сторону леса, еще раз подал сигнал. Отозвался Андрей Гронец, подошел ко мне.

Надо было думать о грузах. Их должны были выбросить с самолета на наш сигнал, но, попав в населенный пункт, подать сигнал мы не смогли. Тем не менее мы были уверены, что грузы Филонов сбросил.

Забот было здесь еще много, но мы помнили и другое — необходимо немедленно уходить от места десантировки. Таков закон десантников-партизан.

Вдвоем с Гронцем мы пошли дальше в лес. Стройные ели провожали нас таинственным молчанием, морозный ветерок шевелил их роскошные ветви. Ночь была полна опасностей. Мы спешили.

— Может быть, дадим сигнал выстрелом? — спросил Гронец.

— Опасно: дома совсем рядом. И все же собрать надо всех, — ответил я.

Вдруг мы услышали условный свист. Направились туда, отвечая таким же сигналом. Это оказался Григорий Мельник. Вещевой мешок у него был уже за спиной, в руках он держал на изготовку автомат.

— Свои, — сказал я Мельнику. — Где наши?

— Где-то недалеко, но я не слышал ни одного сигнала.

— Ну-ка, свистни.

И снова по лесу прозвучал легкий свист, наш сигнал сбора.

На этот раз отозвались Анатолий Володин и Виктор Богданович. Затем мы разошлись разыскивать остальных.

Вскоре встретили Вилла Поспелова, Рудольфа Янушека, Ивана Маслова, Николая Шеверева.

Все как будто идет хорошо. Но где же радистка? Ведь с ней наша рация. Не найдя Дубинину, мы не сможем связаться с Большой землей, а без связи грош цена всей нашей десантной группе.

Несколько минут мы стояли молча.

— Что будем делать, командир? — нарушил молчание комиссар.

— Без Маши уходить в лес нам нельзя, — ответил я.

— По-моему, надо искать ее вокруг крайних домов: она ведь выпрыгнула вслед за вами, — заметил комиссар.

Было уже за полночь, и нам надо было уходить, заметая следы. Но как уйти без радистки? Мы сложили вещевые мешки, парашюты и снова направились в населенный пункт.

В снегу пролегла первая тропинка, протоптанная нашими ногами на чехословацкой земле.

Вот и домик на окраине, тот самый, у которого я приземлился. Мы развернулись цепочкой и направились в глубь города. Рядом со мной, прихрамывая, шел комиссар Стой, за нами Григорий Мельник и остальные десантники.

Томительно ползли напряженные минуты поисков. Было тихо, нигде ни звука. Город спал.

Мы осторожно продвигались вперед, останавливаясь и прислушиваясь. Вдруг ветер донес до нас приглушенный стон.

— Вы слышите, командир? Или мне показалось? — прошептал комиссар.

— Нет, не показалось, — ответил я и подал звуковой сигнал.

Получив ответ, мы быстро направились в сторону сигнала.

Маша Дубинина лежала под белым парашютом, и ее почти не было видно на снегу.

— Я уж думала, что пропала. В ноге адская боль… Кажется, перелом, — виновато улыбнулась она сквозь слезы.

Григорий Мельник и врач Вилл Поспелов быстро освободили радистку от груза. Я распорядился отвести Машу к сложенным нами вещам, и мы пошли разыскивать грузы.

— Я еще в воздухе видел, что грузовые мешки летели в город, — сказал комиссар. — Мы должны непременно их найти.


Рекомендуем почитать
Братья Бельские

Книга американского журналиста Питера Даффи «Братья Бельские» рассказывает о еврейском партизанском отряде, созданном в белорусских лесах тремя братьями — Тувьей, Асаэлем и Зусем Бельскими. За годы войны еврейские партизаны спасли от гибели более 1200 человек, обреченных на смерть в созданных нацистами гетто. Эта книга — дань памяти трем братьям-героям и первая попытка рассказать об их подвиге.


Сподвижники Чернышевского

Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.


Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последняя тайна жизни

Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.


Зекамерон XX века

В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.


Островитянин (Сон о Юхане Боргене)

Литературный портрет знаменитого норвежского писателя Юхана Боргена с точки зрения советского писателя.