Среди врагов и друзей - [112]

Шрифт
Интервал

Вскоре послышалась стрельба, усиливающаяся с каждой минутой. Среди автоматных и винтовочных выстрелив были слышны четкие пулеметные очереди.

— Вперед! — крикнул я, и партизаны ринулись по направлению южной стороны обороны.

Завязалась жестокая схватка. Не обращая внимание на шквальный огонь, мы стремительно продвигались вперед.

Бой длился недолго. Вражеское кольцо было прорвано. В первую очередь были эвакуированы раненые, затем в прорыв двинулась вся бригада, направляясь к Кораловице. К утру мы сделали километров 15. Партизаны были утомлены, однако останавливаться на отдых было еще рано: каратели могли снова нащупать нас.

Лишь у самого Кораловице мы решили передохнуть. Крестьяне окраинных домиков встретили нас приветливо, дали приют, накормили и даже помогли поштопать изорванную одежду. Одни только разведчики лишены были этого удовольствия: они ушли вперед.

На следующий день разведка вернулась. Йозеф Коллар доложил, что в Велке Ровно стоят гитлеровские автомашины с боеприпасами. Это сообщение было для нас очень важным: боеприпасов у нас осталось совсем мало. Дождливая погода препятствовала доставке грузов с Большой земли, да и бригада наша находилась сейчас в пути.

В засаду по захвату боеприпасов было отобрано пятьдесят партизан. Руководить операцией я решил сам.

С наступлением темноты наша группа двинулась в путь по направлению Велке Ровно, откуда, как сообщила разведка, должна вскоре выйти вражеская колонна с боеприпасами.

Вскоре мы дошли до поворота дороги, ведущей в Велке Ровно, и я приказал группе занять на возвышенности оборону.

До самого утра ждали мы в засаде, однако автоколонна не появлялась.

— Неужели данные Коллара ошибочны? — сказал Мельник.

— Может быть, — ответил я. — Подождем еще.

Партизаны заметно нервничали.

Было уже около половины десятого, как вдруг раздался голос комиссара:

— Приготовиться! Едут!

Впереди двигалась легковая машина. Когда она поравнялась с нами, я подал команду:

— На дорогу!

Партизаны выскочили из укрытия и окружили машины. В охране колонны было около двадцати солдат. Некоторые пытались защищаться, остальные подняли руки.

С патронами и гранатами оказалась лишь одна автомашина, остальные были с артиллерийскими снарядами.

Доставить машины в расположение бригады не представлялось возможным: лесные дороги были размыты весенней путиной. Я приказал разобрать и разделить между собой боеприпасы, а машины мы подожгли.

Мы уже были далеко от места произведенной операции, а позади все еще рвались снаряды. Группа, до отказа нагруженная патронами и гранатами, медленно двигалась в расположение бригады.

КРИСТОФИК

Почувствовав резкую боль в ноге, Кристофик упал. «Эх, не вовремя!» — с яростью подумал он. Патроны были на исходе, а гитлеровцы все усиливали огонь, и он продолжал стрелять. Но никто к нему не подходил. Из раны сочилась кровь. Кристофик с трудом поднял ногу и кое-как перевязал. От напряжения и потери крови потемнело в глазах…

Придя в сознание, Кристофик обнаружил себя на том же месте, под толстой елью. Бой продолжался. Собрав последние силы, Стефан заполз под ветки лежавшего невдалеке дерева и зарылся в снег. Сквозь обморочный полусон он слышал ночью разрывы мин, крики «ура», выстрелы, немецкую речь.

Когда все затихло, Кристофик выбрался из-под ветвей и еле поковылял по направлению к селу Бахроня, опираясь на палку.

— Немцы есть в деревне? — спросил он у крестьянина, рубившего дрова во дворе крайнего домика. Тот удивленно уставился на него, потом оглянулся вокруг и торопливо повел раненого в сарай.

— Нет пока немцев, — ответил он наконец.

— Принесите воды, — попросил Кристофик, морщась от боли.

Крестьянин пошел в дом и вернулся оттуда с чашкой воды и каким-то свертком. В нем оказались хлеб и сало. Стефан утолил жажду и набросился на еду.

— Мне бы в Маков добраться, — сказал он крестьянину, который молча наблюдал за ним.

— Я отвезу вас. Но сначала надо перевязать рану.

Крестьянин куда-то ушел и через несколько минут вернулся с костылем и бинтами.

— Как вас зовут? — спросил Кристофик.

— Михаилом. Я Михаил Гнатко. А вы партизан? Я сразу догадался.

Закончив перевязку, Гнатко вывез из сарая небольшую тележку, намостил в нее соломы, достал дерюжку.

— Довезете? — недоверчиво поглядел Кристофик на худощавого, немолодого крестьянина.

— Довезу! Я этой тележкой дрова из лесу вожу…

Под вечер они добрались к опушке леса вблизи Макова. Отсюда была видна центральная дорога, по ней двигались автомашины. Михаил и Кристофик подождали темноты и спустились с горы.

В Маков Кристофик спешил не случайно. Он знал, что местные подпольщики окажут ему медицинскую помощь и после выздоровления помогут найти бригаду.

Кристофик только не знал, как быть с Гнатко. Рановато было доверяться. У окраинных домиков он попросил Гнатко остановиться.

— Ну, вот и пришло время расстаться нам, — сказал, пожимая руку Михаилу. — Спасибо, товарищ!

Кристофик прошел несколько шагов и пошатнулся.

— Вот видите! — поддержал его подбежавший Гнатко. — Садитесь, я довезу вас, куда надо. Неужели вы не доверяете мне?

Кристофик остановился в раздумье.

— Смотрите, кто-то идет! — прошептал Михаил.


Рекомендуем почитать
Мы отстаивали Севастополь

Двести пятьдесят дней длилась героическая оборона Севастополя во время Великой Отечественной войны. Моряки-черноморцы и воины Советской Армии с беззаветной храбростью защищали город-крепость. Они проявили непревзойденную стойкость, нанесли огромные потери гитлеровским захватчикам, сорвали наступательные планы немецко-фашистского командования. В составе войск, оборонявших Севастополь, находилась и 7-я бригада морской пехоты, которой командовал полковник, а ныне генерал-лейтенант Евгений Иванович Жидилов.


Братья Бельские

Книга американского журналиста Питера Даффи «Братья Бельские» рассказывает о еврейском партизанском отряде, созданном в белорусских лесах тремя братьями — Тувьей, Асаэлем и Зусем Бельскими. За годы войны еврейские партизаны спасли от гибели более 1200 человек, обреченных на смерть в созданных нацистами гетто. Эта книга — дань памяти трем братьям-героям и первая попытка рассказать об их подвиге.


Сподвижники Чернышевского

Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.


Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последняя тайна жизни

Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.


Зекамерон XX века

В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.