Среди врагов и друзей - [113]

Шрифт
Интервал

Вдали показался силуэт бегущего в их сторону человека. Кристофик и Гнатко отошли поближе к елям, напряженно всматриваясь.

Неизвестный приближался, и Стефан вдруг узнал в нем Михаила Липчака, маковского подпольщика, служившего в пограничных войсках.

— Липчак! Михаил! — позвал Кристофик, когда тот был уже близко. Липчак вздрогнул и, выхватив пистолет, бросился на землю.

— Это я, Кристофик! — позвал Стефан. Только после этого Липчак встал, подошел и радостно затряс его руку.

— Ты куда спешишь? — спросил Кристофик.

Липчак кратко рассказал ему о событиях, происшедших только что в Макове.

После ухода в партизаны маковских и бумбальских пограничников он выполнял различные задания командования партизанской бригады: проводил разъяснительную работу среди погранвойск, доставлял в бригаду продукты. Однако вскоре гитлеровцы взяли оставшиеся войска под свой личный контроль. В подразделение были направлены провокаторы. Подозреваемые брались на учет, за ними устанавливалась слежка.

И все же у Липчака все шло более или менее благополучно, пока не произошел один случай.

Месяц тому назад в пограничные войска было прислано пополнение. Соседом по койке в казарме, где жил Липчак, оказался солдат Иржи Попка. Веселый и разговорчивый, он вначале завоевал среди солдат всеобщее уважение. Вскоре Иржи привязался к Липчаку. В разговорах с ним и другими солдатами Попка высказывал недовольство гитлеровскими порядками, и Липчак был рад новой дружбе.

Однажды в разговоре с ним Липчак намекнул о партизанах. Попка проявил к этому чрезмерное любопытство, часто спрашивал, где находятся партизаны и сколько их.

Липчак вначале этому не придавал особого значения, однако дальнейшие события заставили его быть с Иржи поосторожнее. По заставе пронеслись слухи, что Попка часто встречается с немецкими офицерами.

Подозрительным для Липчака показалось то, что каждую неделю, по пятницам, Иржи куда-то исчезал.

Как-то, находясь в городе Жилина, Липчак встретил Иржи в центре. Он куда-то спешил. Липчак пошел вслед за ним.

Иржи шел быстро, оглядываясь по сторонам, и наконец пришел в большой четырехэтажный дом. Теперь сомнений быть не могло: в этом доме находился городской отдел гестапо.

Вскоре Липчак заметил, что за ним установлена слежка. Он часто замечал наблюдение за собой со стороны Попки.

Однажды, когда Липчак явился домой, увидел, что вещи в его чемодане разбросаны. В эту же ночь Липчаку сообщили, что подпольщиками добыты данные о готовящемся его аресте.

Получив распоряжение явиться в бригаду, Липчак провел ночь и день на квартире у Павелло. Здесь он ожидал новых разведывательных данных, которые должен был получить Павелло посредством связных. Только на следующий день вечером Липчак приготовился в путь.

Вечером Липчак, попрощавшись с Павелло, вышел на улицу. Мысли о предателе не давали ему покоя: «И чего я не прикончил этого негодяя?» Эти мысли еще более разожгли у него ненависть к фашистам.

Липчак вышел на центральную улицу Макова. Уже стемнело. В городе стояли гитлеровские войска. Одетый в форму словацкого пограничника, он свободно проходил мимо вражеских автомашин, никто его не останавливал.

У почты, где почти не было народу, он заметил двух пьяных эсэсовцев. Один из них зашел в помещение, а другой приставал к какой-то молодой женщине. Та оттолкнула его, и гестаповец хлестнул ее наотмашь по лицу, затем стал тащить в подъезд. Липчак не выдержал, подбежал к нему и ударил ножом в спину. Удар был меток: гитлеровец упал, даже не вскрикнув.

— Бегите! — торопливо бросил он женщине, а сам побежал к почте. Второго гестаповца он встретил у двери и с разбегу вонзил ему нож в грудь.

После этого Липчаку ничего не оставалось, как бежать из города в лес, к партизанам. Тут он встретился с Кристофиком.

— А что у тебя с ногой? — спросил наконец Липчак, заметив костыль. Кристофик рассказал ему о событиях прошедших суток.

— Надо идти в Копаницу, там тебя спрячут и будут лечить, — сказал Липчак.

Кристофик понимал, что в Макове сейчас быть опасно, и согласился с предложением товарища.

Гнатко с Липчаком усадили Кристофика в тележку и повезли в глубь леса. Отъехав километра полтора, Стефан горячо поблагодарил Гнатко за помощь и распрощался с ним.

— Мы еще встретимся с вами! — добавил он, сжимая его жилистую ладонь в обеих своих руках.

— Я тоже хочу воевать с вами, — сказал Гнатко.

— Хорошо, мы доложим о тебе командиру.

На прощание они поручили Гнатко собирать продукты для партизан, а также установить лиц, желающих стать бойцами партизанской бригады.

Гнатко скрылся за деревьями, а Липчак повез Кристофика в село Копаницу.

Была уже полночь, когда Липчак постучался в окно дома Йозефа Трибуляка. Тот без слов впустил партизана.

— Немцы в селе есть? — спросил Липчак.

— Нет, пока спокойно.

— Я привез раненого Кристофика. Он там, в лесу, на тележке.

Липчак с хозяином перенесли Кристофика в хату, перевязали и уложили в кровать. Жена Йозефа, Верона, приготовила ужин и ушла к раненому. Поужинав, Липчак попрощался с хозяевами и отправился в бригаду. Он не сомневался, что Кристофик попал в надежные руки.

ПЕРЕГРУППИРОВКА СИЛ

Деревня Ростока, в которой был назначен сбор бригады, затерялась в лесах Яворника, километрах в двадцати на север от Поважской-Бистрицы. В ней было всего четыре жилых дома с хозяйственными пристройками.


Рекомендуем почитать
Мы отстаивали Севастополь

Двести пятьдесят дней длилась героическая оборона Севастополя во время Великой Отечественной войны. Моряки-черноморцы и воины Советской Армии с беззаветной храбростью защищали город-крепость. Они проявили непревзойденную стойкость, нанесли огромные потери гитлеровским захватчикам, сорвали наступательные планы немецко-фашистского командования. В составе войск, оборонявших Севастополь, находилась и 7-я бригада морской пехоты, которой командовал полковник, а ныне генерал-лейтенант Евгений Иванович Жидилов.


Братья Бельские

Книга американского журналиста Питера Даффи «Братья Бельские» рассказывает о еврейском партизанском отряде, созданном в белорусских лесах тремя братьями — Тувьей, Асаэлем и Зусем Бельскими. За годы войны еврейские партизаны спасли от гибели более 1200 человек, обреченных на смерть в созданных нацистами гетто. Эта книга — дань памяти трем братьям-героям и первая попытка рассказать об их подвиге.


Сподвижники Чернышевского

Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.


Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последняя тайна жизни

Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.


Зекамерон XX века

В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.