Среди врагов и друзей - [111]

Шрифт
Интервал

Оборона здесь тянулась среди скал, где были неплохо замаскированы пулеметы.

— Двое убиты, — доложил Чубон.

На правом фланге обороны в сторону гитлеровцев неслись беспрерывные автоматные очереди.

— Кто у тебя там? — спросил я.

— Это взвод Яна Додека.

Вместе с адъютантом я направился короткими перебежками туда.

— Содруг велетель, осторожно! — крикнул Додек. — Там простреливается!

Мы укрылись за скалу, и сейчас же на том месте, где мы только что находились, разорвалось несколько мин.

— Кто это у тебя так щедро строчит из автоматов? — спросил я Додека.

— Да это новички!

Я подполз к камню, из-за которого доносились беспрерывные автоматные очереди.

— Ты кого свинцом поливаешь, немцев или камни? — сердито крикнул я молодому партизану. Тот ошалело обернулся.

— Да их там много! — ответил он, растерянно мигая.

— Сейчас же переведи на одиночные и стреляй в цель, а не впустую!

Мы поползли дальше. Немцы подтянули артиллерию и минометы, начали усиленную артподготовку. Раненых отправляли в тыл, к Виллу Поспелову.

Шесть раз до наступления темноты гитлеровцы подымались в атаку, но все они были отбиты. При каждой атаке мы пускали в ход противотанковые гранаты, оглушительные взрывы которых заставляли фашистов откатываться назад.

Противник подтягивал все новые резервы, пополнял свои боеприпасы, и к концу дня ему удалось окружить бригаду.

У нас же боеприпасы, полученные с Большой земли, были наполовину израсходованы, появилось много раненых, выбывших из строя.

К вечеру гитлеровцы прекратили атаки. Видимо, они решили, следуя своей пунктуальности, ждать до утра.

В радиограмме генерал-лейтенанту Строкачу я сообщил о создавшемся положении. Вскоре мы получили ответ. Нам приказывалось прорвать этой же ночью кольцо, а пути отхода заминировать.

Как только стемнело, я созвал совет, пригласив на него, кроме штабных работников, и командиров батальона. Мы начали с Мельником планировать место прорыва. На карте были видны сплошные массивы.

— Я думаю, лучше всего прорваться на юг и выйти на Яворник, — предложил мой заместитель Янушек. Он вырос вблизи этих лесов, и никто лучше его не знал окрестностей.

Необходимо было найти надежное место для излечения раненых. Этим местом действительно могли быть обширные лесные массивы Яворника.

Прорыв был поручен батальону Яна Чубона, за ним должны были выйти остальные. Раненых намечалось вывезти сразу после прорыва. Мною также был отдан приказ о заминировании подъездных дорог.

Операция была назначена на 3 часа ночи. После короткого совещания командиры батальона разошлись по своим местам. Началась усиленная подготовка. Партизаны приступили к минированию дорог и путей подхода к лагерю.

В штабной курень был вызван командир штабного взвода Милан Свитек.

— В тыл гитлеровцев пробраться сможете? — спросил я его.

— Один или с группой?

— С группой.

— Попробую.

Свитеку была поставлена задача с группой в 6 человек пробраться в тыл гитлеровцев и укрепить мины на больших деревьях.

— На какое время поставить механизмы? — спросил Свитек. Этот вопрос был очень важным, и мы долго совещались, пока не пришли к единому мнению.

После инструктажа Свитек со своей группой ушел к линии нашей обороны, а затем ползком направился в сторону гитлеровцев.

Шел дождь, мы все промокли и замерзли. Наступили самые трудные минуты. Комиссар Мельник только что вышел от радистов: по радио было передано о новых победах советских войск на фронтах, и он спешил рассказать об этом партизанам. Вместе с политработниками батальона, рот и взводов он провел с партизанами краткую беседу.

В штаб бригады он возвратился в полночь. В это время я совместно с штабными работниками Янушеком, Богдановичем и Резником разрабатывали план выхода из окружения. Вскоре в штабной курень зашел комсорг бригады Иван Маслов.

— Считаю необходимым провести перед боем краткое комсомольское собрание, — сказал он.

— Правильно, Ваня, — поддержал его комиссар.

Я также был рад этому предложению. Иван Маслов был не только хорошим радистом, но и отличным комсоргом. В самые тяжелые минуты жизни бригады он умел зажечь бойцов, поднять их боевой дух.

На собрание были созваны представители комсомольских организаций всех батальонов.

— Товарищи, — взволнованно говорил Маслов. — Враг окружил нас и наутро бросит все силы, чтобы уничтожить бригаду. Но мы не намерены ждать. Комсомольцы никогда не страшились смерти, они всегда верили в победу. А победа уже близка. Советская Армия все более стремительно гонит фашистов на запад. Мы должны прорваться и продолжать громить врагов. Комсомольцы всегда побеждали, победят они и сегодня!

В эту ночь партизаны-комсомольцы торжественно поклялись быть первыми в бою и во что бы то ни стало прорвать окружение.

После собрания все разошлись по местам. Несмотря на позднее время, было не до сна.

Мы с комиссаром пошли в расположение 1-го батальона и стали ждать назначенного часа. Радисты, разведчики и работники штаба также перебазировались к нам.

Наконец в северной стороне нашей обороны послышались сильные взрывы.

— Группа Свитека сработала! — сказал комиссар. Судя по характеру и времени взрывов, это было действительно так.


Рекомендуем почитать
Мы отстаивали Севастополь

Двести пятьдесят дней длилась героическая оборона Севастополя во время Великой Отечественной войны. Моряки-черноморцы и воины Советской Армии с беззаветной храбростью защищали город-крепость. Они проявили непревзойденную стойкость, нанесли огромные потери гитлеровским захватчикам, сорвали наступательные планы немецко-фашистского командования. В составе войск, оборонявших Севастополь, находилась и 7-я бригада морской пехоты, которой командовал полковник, а ныне генерал-лейтенант Евгений Иванович Жидилов.


Братья Бельские

Книга американского журналиста Питера Даффи «Братья Бельские» рассказывает о еврейском партизанском отряде, созданном в белорусских лесах тремя братьями — Тувьей, Асаэлем и Зусем Бельскими. За годы войны еврейские партизаны спасли от гибели более 1200 человек, обреченных на смерть в созданных нацистами гетто. Эта книга — дань памяти трем братьям-героям и первая попытка рассказать об их подвиге.


Сподвижники Чернышевского

Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.


Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последняя тайна жизни

Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.


Зекамерон XX века

В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.