Среди тибетцев - [5]

. Два последних перевала можно преодолеть относительно легко, тогда как Зоджи-Ла ― самое суровое испытание на караванном пути из Ладакха в Яркенд, за исключением, пожалуй, Сасир-Ла⁴⁹. Пыльная осыпающаяся тропа, настолько узкая, что вьючные животные могут идти по ней только друг за другом, зигзагообразно изгибаясь поднимается по склону высотой около шестисот метров. Она испещрена доходящими до груди скальными выступами и покатыми бараньими лбами⁵⁰, на которые животные взбираются с большим трудом.

Над тропой нависали деревья, а во влажных впадинах благоденствовали папоротники и лилии. Самой прекрасной и благоуханной среди мириад цветов была сине-кремовая аквилегия⁵¹. Чарующих деталей было так много, что мне хотелось останавливаться и разглядывать их на каждом шагу, тем более, что такое буйство природы мне в следующий раз предстояло увидеть лишь во время спуска в Куллу⁵² поздней осенью. Заснеженное ущелье, по крутому склону которого пролегает тропа, с географической точки зрения считается самой низкой впадиной Большого Гималайского хребта протяженностью 300 миль. Несмотря на печально известные потерей товаров и животных участки пути на реках Синд и Суру⁵³, именно через перевал Зоджи-Ла люди в основном попадают из Кашмира, Афганистана и Западного Пенджаба в Центральную Азию. Однако сезон только начался, и пока в путь отправились лишь несколько предприимчивых караванов.

Я окинула Кашмир долгим прощальным взглядом. В тени у подножия гор раскинулся перевалочный пункт Балтал ― одинокий, окруженный кедровым лесом цветущий луг, звенящий журчанием хрустальных ручьев, спешащих в долину со снежных полей и ледников гигантского горного хребта, на который мы поднялись по перевалу Зоджи-Ла. Сказочная, изумрудно-зеленая, словно английская лужайка, долина была усыпана белыми лилиями и небольшими рощицами, расцвеченными красными и белыми розами, клематисами⁵⁴ и белоснежным жасмином. Над полосой лиственных деревьев росла сосна гималайская⁵⁵, пихта белая⁵⁶ и ель, еще выше склоны холмов густо поросли величественным гималайским кедром, а над границей леса виднелись снежные вершины Тилейла, озаренные первыми лучами восходящего солнца. Высоко над Зоджи-Ла, который сам находится на высоте 11 500 футов, насыщенная росой атмосфера, излучавшая розовое сияние, окутывала серо-красный горный массив с его заснеженными пиками, отвесными стенами, неприступными башнями и зазубренными хребтами, над которыми вздымались еще более высокие вершины, тянущие к ясно-голубым небесам чистейшие снежные поля. Спуск на сторону Тибета достаточно плавный, зато характер пейзажа меняется очень резко. Деревьев нет совсем, а пришедший им на смену густой кустарник постепенно вытесняют колючие заросли, но и они вскоре исчезают. Здесь и там виднеются поросшие травой горы, голые красные скалы, серые утесы с участками изумрудной зелени, залитые солнцем вершины, глубокие заснеженные ущелья, а на востоке за ними по дну долины тянется длинное снежное поле, окаймленное розовыми примулами⁵⁷. Это и есть Центральная Азия.

Мы сделали привал, чтобы позавтракать, остудили чай в снегу, а мистер Маконочи дал последнее напутствие афганцу, который поклялся своим Пророком верно служить мне. Я с большой неохотой попрощалась со своими любезными сопровождающими и отправилась в путешествие по Тибету в компании двух ни слова не говорящих по-английски мужчин, и имея крайне скудные знания хиндустани⁵⁸. В тот день мы прошли четырнадцать миль, но не увидели ни одной хижины. Глубина снежного поля составляла от 10 до 70 футов, а протяженность ― около пяти миль, оно все было испещрено трещинами и лавинными наносами. Поистине «рожденная снегом» река Драс⁵⁹ вырывалась из расселины под лазурной ледяной аркой и неистово неслась вниз по долине. Нам не раз пришлось переходить ее вброд или по снежным мостам. Некоторое время я шла пешком, но, упав с довольно высокого лавинного склона, решила продолжить путь верхом на Гьялпо. Мой умный и отважный конь резвился на снегу, шумно втягивал ноздрями воздух и легко перепрыгивал через расселины, перешагнуть которые было невозможно. Он сводил передние ноги вместе и скользил вниз по склонам, как швейцарский мул, и, несмотря на бурное течение Драса, отважно преодолевал его вброд. Крутые зеленые холмы, изрезанные ущельями горы, по дну которых с грохотом несся Драс, и относительно ровные, густо поросшие травой участки то и дело сменяли друг друга. Затем перед нами предстала широкая долина, усеянная камнями, которые осыпались с гор под действием дождя. На нескольких искусственно орошенных участках выращивали ячмень, а рядом стояли два построенных из круглых камней и глины дома с плоскими крышами высотой не более 6 футов. Одно строение напоминало деревенский домик, а другое ― караван-сарай. На крыше деревенского домика лежали связки хвороста и кизяк⁶⁰, используемый в качестве топлива, а все местные женщины и девочки занимались сбором и переработкой шерсти. Жители этой деревни под названием Матайен⁶¹ были кашмирцами. Пока я ждала, когда разобьют лагерь, а это занимает не менее часа, меня окружили женщины и стали пристально разглядывать. Они поинтересовались, не немая ли я, а убедившись, что нет, стали расспрашивать, почему я не ношу ни серег, ни ожерелий, которыми сами они были буквально увешаны. Женщины подводили ко мне детей, страдающих кожными заболеваниями, и спрашивали, нет ли у меня лечебной мази, а узнав, что я ушиблась при падении, принялись энергично массировать мои руки и ноги. Надо признать, что общительность жителей этой деревни пришлась мне по душе куда больше ледяной отчужденности кашмирцев. Караван-сарай состоял из нескольких темных и грязных помещений, а рядом со входом в него было два участка вспаханной земли, где готовили еду и расположились на ночлег мои слуги. Настало воскресенье, священный день для отдыха, но животным здесь негде было пастись, и мы вынуждены были идти в Драс