Среди дикарей и пиратов - [64]

Местность, по которой мы проходили, нисколько не отличалась от той, которую я уже описывал. Однажды, когда мы проходили по более высокому холму, мы увидели далеко вдали ряд синих гор. Очевидно, нам приходилось переходить через них на пути к югу. Нельзя было решить, насколько они высоки, но мы боялись, что они суровы и бесплодны.

Вечером, когда мать и Эдит ушли к себе, отец выразил Меджу и мне свои опасения, что им придется вынести много неудобств и затруднений, если не опасностей, во время перехода через горы.

— Я жалею, что не выказал более решительности и не помешал моим бедным сослуживцам отправиться на баркасе, — заметил он. — Если бы я уговорил их остаться до окончания периода бурь, они могли бы совершить безопасно свой путь и к этому времени, вероятно, за нами пришло бы судно из Сиднея и избавило нас от длинного, утомительного путешествия.

— Вы поступили, как считали лучше, сэр, — заметил Медж. — К тому же, может быть, затруднения будут не так велики, как вы предполагаете. Но я обдумал все дело и, если вы позволите, я отправлюсь с кем-нибудь. Пуллинго, если удастся уговорить его, будет служить нам проводником. Мы разузнаем дорогу, а вы останетесь пока с остальными в каком-нибудь удобном месте вблизи воды, где можно добывать достаточно дичи. Дойль отличный стрелок и, наверно, будет в изобилии снабжать вашу кладовую. Мы же найдем самую хорошую дорогу и вернемся к вам. Может быть, по ту сторону хребта найдутся переселенцы, от которых можно добыть лошадей для миссис Рэйнер и ее дочери на дальнейший путь. Двум-трем людям легче пройти, чем большому обществу.

— Я очень благодарен вам за предложение, — сказал отец, — но кого вы думаете взять с собой? Признаюсь, что ради жены и дочери мне не хочется ослабить наш отряд, на случай если туземцы вздумают навестить нас и, видя, что нас мало, попробуют напасть на нас.

Как только я услышал предложение Меджа, я решил, если возможно, отправиться с ним.

— Позвольте мне пойти, — сказал я. — Я могу вынести усталость. Хотя я и хорошо управляюсь с ружьем, дикари сочтут меня за мальчика и не примут меня в расчет. А между тем вам не придется отпускать лишнего человека, и у вас останется пять человек. Я же думаю, что в состоянии быть полезным Меджу настолько же, как всякий другой.

— Я буду очень рад, если вы пойдете со мной, Годфрей, — сказал Медж, — если ваш отец одобрит ваше решение; я сам хотел предложить это вам. Что вы скажете, капитан Рэйнер? Я буду охранять его ценой собственной жизни, хотя вряд ли в этом представится необходимость. А для добывания пищи мы можем рассчитывать на наши ружья.

Отец подумал и, к великому моему удовольствию, согласился, чтобы я пошел с Меджем. На следующее утро он объяснил наш план матери и заметил:

— Мы позволили Годфрею отправиться в море, и, конечно, отправляясь с таким разумным, решительным человеком, как Медж, он подвергается не большей опасности, чем вообще при исполнении своих служебных обязанностей.

Мы не теряли времени на приготовления. Забрали большой запас пороху и дроби, по ящику с трутом, провизию, по бутылке с водой, по карманному компасу, подзорной трубе и по лишней паре сапог. Взяли мы еще котелок для чая, по жестяной кружке, ложке, по тарелке, пару ножей и вилок, принадлежности для раскидывания палатки. На ноги надели гетры.

Мы оставили наших спутников на возвышенности, откуда открывался вид во все стороны. Деревья, между которыми шла изгородь, позволяли укрыться в случае нападения туземцев. Внизу же текла река. Различные птицы давали возможность иметь всегда большой запас пищи.

Между нашим лагерем и хребтом тянулась более лесистая местность, мешавшая нам разглядеть характер поверхности вдали. До подножия гор было еще довольно далеко.

Насколько мы могли понять, Пуллинго не имел ничего против того, чтобы пойти с нами.

На рассвете, после сытного завтрака, вооруженные пистолетами, ружьями, топорами и длинными ножами, мы попрощались со всеми и двинулись в путь. Чистота воздуха обманула нас, и лес оказался дальше, чем мы думали. Лучи солнца, пробивавшиеся среди деревьев, указывали нам путь. Медж шел вперед, я за ним; бесчисленные вьющиеся растения, свешивавшиеся с деревьев, мешали нам идти рядом.

Я заметил, что Пуллинго уже несколько дней, видимо, тяготился рутиной нашей жизни, так не походившей на жизнь туземцев. Теперь он не шел впереди, а тащился сзади, указывая только направление, по которому следовало идти, что мы отлично знали и без него. Только что мы вошли в лес, я заметил, что он проделывает какие-то необыкновенные движения, и вскоре увидел, что он снял рубашку. Оглянувшись через минуту, я с удивлением увидел, что он держит в руках свои штаны. Размахнувшись, он бросил их на сук дерева, на котором они и повисли, развеваясь по ветру, а сам прыгнул вперед в восторге, что освободился от так надоевшей ему одежды. Я окликнул Меджа и спросил его, не велеть ли Пуллинго надеть рубашку и штаны.

— Оставьте его, — сказал Медж, — он только следует своим естественным наклонностям. Пусть его ходит голым, если ему это нравится, хотя я сильно подозреваю, что, когда станем переходить через горные вершины, он пожалеет, что избавился от одежды.