Среброгорящая Дремчуга - [25]

И всё это было в книгах владимирцев, и только слепцы могли не видеть этого! Слепцы, или те, кому незачем сражаться с неизбежностью, кого разморили солнце, лесть, богатство и праздность, кого нужно встряхнуть, нахлестать по щекам, заставить ненавидеть и бороться… и Альрех сделал свой выбор.

Вечерело. Под сенью лиловых сумерек, полных жаркими языками огней, уносящимися ввысь крохотными искрами, всё менялось — другим, непривычным казался высокий берег, иначе несла свои медленные воды Ухвойка, отражая и преломляя на волнистой глади тёплый свет костров. Братья успели раскинуть шатёр алого шёлка, светящийся изнутри светом растопленных жаровен и Глушина казалась теперь военным становищем, и Альреху хотелось видеть себя воеводой. Пройдясь кругом, надышавшись вечерним, прохладным воздухом, полным запахов душистых трав, пропитанным смолой и влагой, он вошёл в шатёр. Пора было приниматься за бумаги. Альрех срезал сургучные печати, поднял крышку сундука, разложил перед собой записи, черновики и наброски, разрозненные мысли, запечатлённые на бумаге, мелким почерком с сильным наклоном и вытянутыми ниткой словами. Альрех взял один из листов, прочитал, отложил в сторону, и взял другой, и так до глубокой ночи, когда в который уже раз окунул перо в чернильницу, но теперь уж не для того, чтобы вычеркнуть глупость или в нерешительности закусить кончик пера. На чистом листе он написал:

Вперёд, пока силы тебя не покинули,

И вверх — поднимайся, мой брат, и иди,

Для целого мира с тобою одни ли мы,

На всём бесконечном пути?

Дорога от наших шагов извивается,

Свой хвост норовит заглотить как змея,

Сквозь зыбкий завес облаков пробивается —

Последней ли почестью павшим? — заря.

И ели сырые широкими лапами

Молочное небо скрывают от глаз,

Колдуют, безбожные, хвойным ли запахом,

Густою смолою ли путая нас.

Дойдём ли? По этим оврагам нехоженым,

Изморосью сонной напившись сполна —

Дойдём. И над нашей душой растревоженной

Нежданной победою грянет весна.