Спящая Красавица - [35]

Виктор выдержал паузу, перебирая мысленно воспоминания о тех временах. Как просто все тогда было. Шею покалывал новый плед, заботливо наброшенный ему на плечи доброй тетушкой Элли, пальцы обжигала кружка с горячим шоколадом, в камине танцевали языки пламени, и Виктор совсем еще не понимал, почему с такой легкостью предугадывает самые разные мелочи.

— Я хотел стать архитектором. Еще с раннего детства думал об этом. Хотел создавать гигантов, вавилонские башни, что касались бы неба, лестницы до самых облаков. Но когда мне исполнилось шестнадцать, моя жизнь приняла совершенно другой поворот, — Виктор улыбнулся. Раньше он ужасно злился, когда начинал говорить об этом, но сейчас он словно вымотался и мог только жаловаться на прошлое. — Никто не спросил меня, что бы я выбрал. Мне просто сказали: "В твоей крови магия. Ты рожден для того, чтобы быть магом".

— И ты ничего не сделал? — Иероним смотрел на Виктора исподлобья, словно он знал какое-то простое решение, но не понимал, почему Виктор до этого не додумался.

— Тебя не было со мной рядом, ты не знаешь, что я пробовал, — Виктор поджал губы, — Нельзя убежать от того, что является частью тебя.

— Я не понимаю.

— Ты не можешь убить себя, потому что Случай тебе не позволит. Ты не можешь сбежать, потому что рано или поздно тебя все равно заведут в ситуацию, в которой тебе придется обратиться к магии. Твой наставник может найти тебя в любой момент. Ты сам начинаешь путаться и не знаешь, чего хочешь.

— Но мы же убивали вас. И продолжаем убивать.

— Это временной парадокс. Вы уничтожаете то, что должно существовать постоянно. Конца света от этого не случается, но кое-какие события меняются неумолимо.

— Ошибаешься.

— Ну, твое право так считать. Я знаю, что вы тоже рождаетесь с предназначением, — Виктор развел руками, — В любом случае, Чистильщик — это единственная неожиданность, которая может встретиться предсказателю. Медиумам, экзорцистам, целителям в этом плане немного проще. Они просто знают, что ничего больше делать не умеют, но не знают, что их ждет, хотя вся их жизнь расписана на много лет вперед до самой смерти. В общем-то, за три года я несколько раз сбегал из дома, жил с хиппи, прятался, был бездомным, заводил каких-то друзей только для того, чтобы однажды просто исчезнуть из их жизни. Отец всегда находил меня и возвращал домой, но от этого становилось лишь хуже, — Гадатель сорвал травинку и растер ее в пальцах, — Я его возненавидел. Он считал, что может диктовать мне, что я должен делать и за это я возненавидел его так сильно, что готов был использовать любую возможность, чтобы сбежать. Но отец был хитрее, он тоже знал, что мне предназначено, — В девятнадцать лет мы проходим что-то вроде инициации. То есть, я учился гадать лет с шестнадцати, интуиция у меня всегда была развита, но это… я даже не знаю, как тебе объяснить. Тебе словно помогают раскрыть что-то в себе, о чем ты даже не подозревал. Раскрывают все твои таланты, показывают, что ты умеешь, но тут же объясняют, что все эти умения чего-то да стоят. И ты заключаешь сделку, которая была заключена задолго до твоего рождения, — Виктор расстегнул манжеты и закатал их, показывая Иерониму свои татуировки, — Кто-то называет это благословением, но я называю это клеймом.

— Я думал, это опознавательные знаки, или что-то вроде того. Я неоднократно видел такие у других, но…

— Они всегда разные. Ты можешь встретить максимум двух человек с одинаковыми татуировками и, как правило, это отец и сын, или мать и дочь. Они помогают нам лучше ощущать окружающий мир. И черпать из него энергию, — Виктор криво улыбнулся, — Я хотел сбежать после инициации, но спустя пару дней встретил Тристану. Наверное, она родилась для того, чтобы удерживать меня.

Гадатель снова замолчал. Он задумчиво рассматривал свои татуировки и тонкие едва заметные шрамы — следы глубоких царапин. Он часто думал, как бы все сложилось, не встреть он Тристану. Быть может, он сдался бы намного раньше. Или наоборот, гораздо дольше не расставался бы с мыслями о побеге.

Быть может, он сошел бы с ума.

Но ни одно из этих "быть может" не имело право на существование, они все испарились в тот день, когда Тристана появилась на свет.

История Мага и Цыганки была написана давным-давно, Виктор был в этом уверен. Как и был когда-то уверен в плохой концовке этого романа.

— Тристана — она… просто потрясающая. Она невыносимо прекрасна, настолько, что порой перехватывает дыхание. Раньше ради таких как она рыцари ломали копья, сражаясь друг с другом, королевства вели целые войны, а непутевые герои искали огнедышащих драконов. Да я и сам порой жалел, что я не рыцарь, который пытается завоевать ее расположение, — Виктор улыбнулся, хотя и знал, как жутко и неуместно выглядит эта улыбка. Ему было больно от одной мысли о Тристане, но каждый раз он не мог сдержать улыбки. Ему казалось, что так будет всегда. Что он будет любить ее вечно. — Мне было девятнадцать, и я был ужасно наивен. Я понял с первого взгляда, что обречен любить ее и страдать от того, что она никогда не полюбит меня. Я не знал, что случится в будущем, когда это случится и как. Я просто знал с самой первой секунды, что это закончится плохо, и нет никаких шансов это остановить. Но я подумал тогда: "Черт возьми! Я смогу обмануть судьбу хотя бы в этот раз!" и я поддался чарам Тристаны, дал ей очаровать меня еще сильнее и каждый день просыпался с надеждой на то, что однажды и она полюбит меня, — Гадатель ухмыльнулся и запрокинул голову, чтобы взглянуть на облака.