Спящая красавица - [60]

– Не понимаю, почему ты выбрал эту комиссию, – сказал он.

– Потому что она непопулярна. – Винс присоединился к Чарльзу и взял одну из картин. – Джаспер Джонс; мы повесим его над кроватью. Хорошее место для него: такая нервная энергия. Ты знаешь, это не сложно: я не хочу работать в сильной комиссии с сильными председателями, мне нужна такая, которую я мог бы контролировать. Никто не пылает страстью к Сельскому хозяйству, Продовольствию и Лесному хозяйству; никто не проводит кампанию по поводу Окружающей среды и Общественных работ.

– По одной причине, – сказал Чарльз, – Избиратели не интересуются ими.

– Пока нет. Поэтому председатели могут отсутствовать, играя в гольф и закидывая удочки насчет других комиссий, и они будут рады отдать мне основную часть своей работы. Я буду планировать слушания, контролировать опрос свидетелей и подготавливать окончательное заключение. И помогать в формулировке законов, которые вытекают из всего этого. Именно здесь можно найти одобрение и репутацию.

– Но сельское хозяйство и продовольствие...

– Всякие там оросительные системы и бородавочники; было бы из-за чего волноваться? Но нельзя недооценивать сельское хозяйство, здесь полно возможностей. Фермеры должны получить свои субсидии, которые для них вытягиваются годами; и те, кому это удалось, становятся героями и сенаторами от Западных штатов, которые стараются помочь фермерам, но их обходят сенаторы от Восточных штатов. – Он усмехнулся. – Ты слышал об этом и раньше.

– А общественные работы?

– Забудь об общественных работах. Окружающая среда – вот что самое привлекательное. Поскольку никто не знает, как использовать ее, не получив обратного результата, – на днях мы поработаем над этим, – это чертовски важно, бомба замедленного действия, одним словом; и тот, кто придумает как подать ее в кампании, сможет делать все, что захочет. Может быть избранным куда угодно.

– Ты не говорил, что это так важно во время своей предвыборной кампании.

– И не буду говорить, пока не соображу, как повести дело. Начинаются заседания комитета. Одним из чудес жизни является то, что слушания в комитете заменяют мысль и действие. Тебе вовсе не обязательно верить во что-то. Ты просто принимаешь как должное запланированные свидетельства, задаешь колкие вопросы, и все думают, ты разбираешься в деле и ревностно исполняешь свои обязанности. Ты можешь долго так работать, то тут, то там получать свои тридцать секунд в вечерних новостях и несколько столбцов в утренней газете, а также использовать кое-какие факты в своей кампании. Твой противник не участвовал в слушаниях, значит, у него должны быть свежие идеи, а так как у большинства кандидатов вообще никаких идей нет, ты обошел всех на голову уже на старте. И даже если ты ни на что не годишься, все равно не проиграешь.

Чарльз молчал, он был возмущен, очарован и полон зависти. А разве когда-нибудь у Винса было иначе? – Винс был моложе и ниже его ростом, но всегда подчинял себе и брата, и всю семью. Конечно, Итан выставил его, но в конце концов, что хорошего из этого получилось? «Четем Девелопмент Корпорейшн» стала приходить в упадок, Винс стал богаче, чем раньше, и был избран в Сенат Соединенных Штатов, а Итан бросил их всех ради этой проклятой горы. Потери Чарльза были больше, чем когда-либо: одна из его дочерей исчезла, другая относилась к нему холодно и жила в Тамараке, его отец ушел, компания слабела по его вине, остальные его братья и сестры шли своими отдельными путями. Единственное, что у Чарльза было, это брат, который имел все.

Поэтому он приезжал в Вашингтон по возможности чаще. Искушение было двойным: не только Винс, но и, конечно, Сенат, где Чарльз дышал одним воздухом с важными людьми и чувствовал себя в непосредственной близости от больших событий, о чем мог только мечтать. Все труднее становилось оставаться в Чикаго; он хотел быть с Винсом, который легко и уверенно ориентировался в Вашингтоне и его лабиринтах власти, привлекая к себе внимание, где бы ни появился. И он брал с собой Чарльза: на приемы, где руководители иностранных государств беседовали о событиях, известных большей части человечества только по газетным заголовкам; на небольшие обеды, во время которых сенаторы обсуждали правительство в таких выражениях, что это вызвало бы скандал, если бы стало достоянием гласности; на ужины с партийными лидерами, рассуждавшими о будущих выборах, стратегии предвыборной кампании, избирательных участках, и прежде всего, о деньгах. Чарльз ходил за ними по пятам, чувствуя себя моложе Винса, неопытным, посторонним в головокружении политики, плетении сетей интриг, формировании политических тенденций, женщин.

У Винса всегда были женщины. Ему надоела Мейси, сказал он удивленному Чарльзу, он не знает, женится ли снова. Но вместе с тем, Вашингтон был полон одиноких женщин, и они безошибочно находили Винса.

В Чикаго Чарльз чувствовал себя одиноким, сидя в отцовском кресле, пытаясь добыть денег для отцовской компании, ища способы доказать самому себе, что он является достойным последователем отца. Не имело значения, что Итан уехал; его присутствие чувствовалось во всем, казалось, все до сих пор принадлежит ему. И некому было сказать Чарльзу то, что так хотелось услышать: что он лучше и энергичнее Итана, управлял «Четем Девелопмент» лучше, чем когда-либо Итан. У Чарльза не было никого, кто мог бы ему что-то сказать. В прежние годы он подумывал, не жениться ли снова, но почему-то образ отца, благородного в одиночестве вдовца, удерживал его. Он редко виделся с Уильямом, Ниной и Мэриан, в основном на семейных встречах по праздникам. И всегда чувствовал, что они сравнивают его поведение с поведением отца, беспокоились, как бы он ни разорил компанию, которая их всех сделала богатыми.