Спящая красавица - [16]

Он улыбался с закрытыми глазами.

– Чем ты еще занималась?

– Играла в софтбол. Мяч подавала новая девочка, которая недавно сюда переехала, и она всех вывела из игры.

– И тебя в том числе?

– В первую очередь. Она очень высокая, носит короткую мальчишескую стрижку, и у нее невероятные мускулы, так что я представила себе, что ее отец хотел сына, а получил взамен дочь и воспитывал, как мальчика. Вот я и решила, что она, наверное, и думает, как мальчик, и так быстро выбив нас, чувствует свое превосходство над нами, ведь мы робкие и женственные, поэтому она должна была стать неосторожной. Так и получилось. И я заработала очко.

Сейчас Винс наблюдал за ней.

– Какое удовольствие видеть за работой твою умную маленькую головку, – тихо сказал он. – И эти большие глаза, которые все понимают. Твоя команда выиграла?

– Один ноль. После того как я заработала очко своей пробежкой, она стала внимательнее. Правда, она ужасно хорошая. – Анна сделала паузу. – Вот и все, что случилось в школе; остальное было нескончаемо скучным, как обычно. Они такие медлительные, что можно вздремнуть, проснуться, умыться, переодеться, перекусить, а они все еще будут трудиться над одной и той же алгебраической задачей или будут читать тот же параграф, который начинали читать, когда вы отправлялись спать. А потом был мой праздник, а о нем ты все знаешь.

– Все превозносят тебя до небес.

– Пока я не вызываю у них беспокойства, – равнодушно сказала Анна. – Это им больше всего нравится во мне.

Винс пожал плечами.

– Почему бы и нет? Тебя уже не нужно няньчить, ты умеешь держать вилку, самостоятельно переходить через улицу. Они обеспечивают тебе пищу и кров и позаботятся, чтобы ты получила образование. Чего же еще ты хочешь от них?

– Думаю... ничего, – ответила Анна, понизив голос. Он провел пальцем по ее руке.

– Они тебе не нужны, малышка, у тебя есть я. – Он слегка сжал ее руку и выскользнул из кровати.

– В следующий вторник, – сказал он, одевшись. Он вынул эмалевую брошку «Энн-Растрепа» из коробочки и провел по ней большим пальцем. – Одень ее на воскресный обед. – Открыв дверь, бросил осторожный взгляд в глубину холла, скудно освещенного светильниками между пятью остальными, далеко отстоящими одна от другой спальнями, двери которых терялись в тени. Он всегда уходил после полуночи, когда, как ему было известно, весь дом спал, но еще какое-то время стоял неподвижно, всматриваясь, вслушиваясь, прежде чем в несколько длинных шагов пройти расстояние до двери, ведущей к боковому входу. Не оглянувшись на Анну, он осторожно закрыл за собой дверь и ушел.

Анна неподвижно сидела по-турецки на кровати, позволяя тишине обмыть себя. Становилось все труднее отключать свой мозг от того, что она делала. Несколько месяцев тому назад, на Рождество, когда дома семьи были полны тепла, празднично украшены и благоухали пекущимися пирогами, она обнаружила в себе какие-то добрые чувства к Винсу, краткие, внезапно промелькнувшие вспышки. Это не значило, что он сделал что-то особенное; это были всего лишь праздники. Когда бы она ни включила радио или телевизор, всегда слышала сладкие звуки рождественских песенок; деревья, улицы и магазины были украшены гирляндами маленьких белых лампочек, как в волшебной стране. Казалось, люди больше улыбаются и лучше относятся друг к другу. Вокруг было столько любви. И Анна не хотела остаться в стороне; она хотела быть счастливой, как все.

Так вдруг, что бы она ни делала, при мысли о Винсе могла вспомнить как он сказал что-то приятное. И какой нежной была его улыбка. И как иногда он вел себя, действительно, по-дружески. Она ненавидела то, что должна была делать с ним, но дядя, по крайней мере, обращал на нее внимание. Еще он много говорил о любви, и Анна считала это довольно глупым, потому что знала, что такие разговоры доставляли ему удовольствие. По той или иной причине, он также хотел знать о ней самой, о том, как она живет: и он был единственным, кто задавал ей такие вопросы. Мэриан, конечно, тоже спрашивала, но никогда не слушала, как Винс; всегда казалось, что она думает при этом о чем-то постороннем. И Чарльз расспрашивал ее о школе и о спортивных занятиях, или даже о том, когда девочки и мальчики в классе отмечают свое четырнадцатилетие, но как только Анна касалась каких-нибудь проблем или говорила о школе или днях рождения одноклассников, отец начинал чувствовать себя неуютно и находил повод, чтобы выйти из комнаты. Он просто не знал, что делать с чужими проблемами.

А Винс слушал и хотел видеть ее два раза в неделю. Винс сказал, что у нее умная головка и хорошее тело, что она хорошенькая. И нередко, особенно на Рождество, из-за этого забывалось все остальное, что они делали, как бледнеет на фоне неба в туманные дни противоположный берег озера, и можно подумать, его там нет. Так, пару недель в декабре, Анна иногда хорошо думала о дяде и могла на самом деле чувствовать себя празднично.

Но полгода спустя после ее четырнадцатилетия все изменилось. Стояла теплая осень, теплее никто не мог вспомнить, и все чувствовали себя странно, как будто времена года вывернулись наизнанку. В конце октября деревья пламенели пурпуром, золотом и бронзой; дома Лейк Фореста были окружены бело-желтыми клумбами астр, сальвий, хризантем и бордовых георгинов, чей цвет напоминал ей вино, которое они пили за воскресными обедами. Изо дня в день солнце сияло в небе, покрытом легкими облачками, отбрасывавшими нежные розовые и желтовато-зеленые тени на озерную гладь. Анна была потрясена этой красотой. Хотела, чтобы вся ее жизнь была такой красивой. Она хотела прекрасных дней, чудесных друзей и захватывающей работы, которая позволила бы ей чувствовать себя нужной и одерживать победы. Хотела хорошо относиться к самой себе. И хотела освободиться от Винса.