Спящая красавица - [2]

— Ты его увидишь, — сказала старшая, — ты и твоя жена. Ваш черёд пришёл.

Три огромные чёрные тени взметнулись над колыбелью.

Старшая была безглаза: сморщенное, сожжённое временем лицо её уродовали бельма. В чертах её читалось безмерное презрение ко всему, презрение и омерзение – как будто ничто в мире не стоило её взгляда.

У второй были глаза – но мёртвые, пустые и неподвижные, как лик её, будто высеченный из тяжёлого камня. На нём навеки застыло безграничное отчаяние – то, что по ту сторону боли и горя.

Лицо младшей было не старым, но уродливым и страшным. Из–под нижней губы торчал жёлтый клык, упирающийся в верхнюю губу, где кровоточила незаживающая язва. Один глаз был закрыт повязкой, второй был зрячим. Он горел неугасимой ненавистью.

Королева побледнела и оперлась на руку мужа.

— Рождённые и смертные приветствуют вас, дочери Ананки, — произнесла она. Сухие губы её скривились, но голос не дрогнул.

— Приступим, — сказала старшая. – Мы добросовестно исполняли договот с нашей матерью. Все короли вашей династии были мудры и справедливы, а ты – более всех. Тебе суждено остаться в истории как наилучшему из правителей. Это я, дева Клото, Пряха, исправно плела нити судеб вашей династии, без единого узла.

— Я, дева Лахесис, Отмеряющая, — сказала вторая, — выглаживала пряжу судеб. Все твои предки и ты сам счастливо правили этим краем. Вокруг пылали войны, но вам ни разу не пришлось воевать. Голод и болезни косили людей, как траву, но в твоём королевстве не случалось эпидемий, неурожая или засухи. Заговоры и бунты обходили вас стороной. Вы жили счастливо, насколько это возможно для смертных, — беззубый рот скривился в усмешке.

— И наконец, — сказала младшая, — ни одна королева не умерла родами, все приносили здоровых наследников, и всегда это были мальчики. Престол из поколения в поколение переходил к первенцу по мужской линии, и не было тех, кто мог бы оспорить его. Я, дева Атропос, Вершительница, прерывала все нити, ведущие к смерти женщин и рождению девочек. Я же прерывала все нити, ведущие к смерти первенца, и ни разу не ошиблась.

— Время платить, — сказала старшая. — В твоей дочери сосредоточена сила всех нерождённых принцесс вашего рода. Её душа породит дракона, и когда придёт её пора, он овладеет ею, а потом и всеми людьми. А теперь мы подготовим телесный сосуд к его предназначению.

Придворные замерли в благоговейном восторге, когда фигура в белом простёрла руку над колыбелью.

— Я подношу юной принцессе дары, – объявила она торжественно. – Дарую ей неуязвимость. Отныне ничто не может повредить ей, ни делом, ни словом, если сама того не пожелает, — тут она слегка улыбнулась. — Кроме того, будет она прекрасна телом и душой. Да будет так.

Вторая склонилась над колыбелью и взмахнула рукавом вышитого платья.

— И я подношу юной принцессе дары, — голос её рассыпался по залу звонким серебром. – Дарую ей силу тела и духа. Она будет в силах совершить всё, что пожелает, даже если дело будет трудным, и не поддастся ни усталости, ни унынию. Кроме того, будет она обладать всепревозмогающей силой ума: понимать всё, если того пожелает. Да будет так.

Третья склонилась и нежно поцеловала ребёнка.

— Я посленяя подношу юной принцессе, — сказала она, и голос её легко заполнил огромный зал, как вода, — самый драгоценный дар. Пусть её любят ближние, и служат ей преданно и верно. И кроме того, они всегда будут делать то, что она пожелает. Да будет так.

— А теперь – сказала Клото, — подготовим телесный сосуд изнутри. Дай глаз, Атропос.

Младшая впилась пальцем в глазницу и вытащила окровавленное око. Старшая взяла его и вдавила себе в бельмо, потом склонилась над колыбелью и осторожно вытянула из тела девочки сияющие нити судьбы.

— Сделано. Возьми, Лахесис, — сказала она, выдернув глаз из глазницы.

Отмеряющая выдавила пальцем свой невидящий глаз и вставила зрячий. Потом перебрала нити, нашла нужную, вытянула. Скрюченные пальцы замелькали в воздухе, а когда она отпустила нить, та была перетянута тугим узлом. Ниже узла нить багровела, ещё ниже — чернела.

— Сделано, — сказала она. – Возьми, Атропос.

Вершительница вставила глаз в пустую глазницу и склонилась над девочкой. Единственный зуб её, острый, как смертная боль, перерезал все нити, кроме одной, тёмно–багровой.

— Сделано, — сказала она. – Срок наступит, когда девочка станет женщиной. Тогда дракон поднимется из глубины, и не будет того, кто его сокрушит. Прощайте, смертные.

Колыхнулся воздух, огоньки свечей качнулись навстречу друг другу. Король моргнул, и три фигуры исчезли.

Вместе с ними исчезли и придворные, и пажи, и слуги. Остались только лепестки розы, втоптанные в паркет.

Королева оглянулась – окна были тёмными. На дворе царила глухая ночь, и та же темень стояла в её душе.

И тогда из темноты выплыло что–то белое. Сгустившись, оно явило лик прекрасной женщины с прозрачным тонким лицом. Длинная чёлка закрывала лоб, волосы сзади были обриты.

— Смертный приветствует тебя, Фортуна–Избавительница, — сказал король, склоняясь в почтительном поклоне.

— Я не могу отменить волю дочерей Ананке, — сказала тень. – Но я найду средство вам помочь.