Справедливость - [44]

— Говорят, любовь бывает однажды… Я заметила, чувство безграничного восторга тоже бывает одно.

— Радость и грусть, любовь и ненависть могут повторяться, но они имеют, ну, что ли, разное напряжение… При одном напряжении они взволнуют, при другом — поразят… Высокое напряжение… это и есть капля, в которой отразились чувство и солнце, и она, эта капля, кипит…

— Нет, вы не сможете быть лесником, это ведь чувство покоя?

Сверстников откинул со лба прядь седых волос, обнажился широкий лоб, и лукаво улыбнулся.

— Я не смогу быть лесником?.. Красная гвоздика — цветок революции.

— Я знаю, вы очень волнуетесь на редколлегии. Я сидела недалеко от вас и видела, вы все писали одно слово: «Туман, туман, туман…»

— Я уже забыл. — Сверстников склонил голову.

Пришли домой к Вяткиной, сели на диван и говорили, говорили. Она положила ему руку на плечо.

— Не надо.

И Вяткина не могла не послушаться. Она проводила Сверстникова. Вернулась в квартиру, раскачиваясь, медленно подошла к дивану, порывисто села, осмотрелась, будто что-то поискала, и заплакала.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

1

Вяткина вошла в кабинет Курочкина, села в кресло, закурила, поглядывала по сторонам, как будто не замечала его.

— Ты чего пришла? — сердито спросил Курочкин.

— Я… я пришла сказать — снимаю статью о Павле Архипове.

— Это о Ленине, что ли?

— Нет, о Павле Архипове. Он хотел изобразить Ленина.

— Ну и что же?

— Ленина там нет.

— Ты что, белены объелась? Я видел эту картину.

— Ленина там нет.

— Кто тебя сбил с толку?

— Ты хочешь спросить: кто наставил на толк? Сергей Сверстников, — раздельно сказала Вяткина.

— О-о-о… Я говорил, что он скоро из тебя станет веревки вить.

— Сверстников удивил меня. Я предложила статью о его друге, понимаешь, похвальную статью о его друге, и он ее отклонил.

— Наверно, Архипов ему скандал учинил, вот он и отклонил.

Вяткина скептически посмотрела на Курочкина.

— Тебе все заранее известно… Априори — хороший человек, априори — плохой человек…

Курочкин сжал тонкие выцветшие губы.

— Поссориться со мной хочешь?

— В вашем споре со Сверстниковым должно присутствовать товарищество… Ну, хотя бы, доброжелательство.

— А если он мне норовит по уху ударить?!

— Это уже сложнее…

— Ты доверчивая, — Курочкин исподлобья оценивающе поглядывал на Вяткину.

— Он искренний человек.

Курочкин захохотал:

— Искренность… Искренность… Есть еще конъюнктура.

Вяткина смяла сигарету.

— Конъюнктура, безусловно, делает погоду, но я думаю — она не делает климата. Сверстников честный человек.

— А разве я не честный? Отвечай, честный я или не честный?

— Не терзай меня хоть ты… — Вяткина ушла.

Курочкин пригласил к себе Сверстникова. Когда Сверстников пришел, он похлопал его по плечу.

— Очерки вполне на уровне.

— Спасибо, — поблагодарил Сверстников.

В «Новую эру» на очерки Сверстникова, печатавшиеся из номера в номер целую неделю, стали поступать отзывы. Читатели звонили в редакцию и присылали письма, выражая солидарность с автором очерков. Курочкин видел, как растет популярность Сверстникова. Им интересовался и Солнцев. «Партийные работники, — сказал он Курочкину, — оказывается, и в журналистике борозды не портят. Сверстников некоторым писателям нос утер».

— На очерках ты больше популярности заработаешь, чем на стихах. А сколько гонорара получишь!

Курочкин всегда жаловался, что не хватает денег. «Жена модница, денег много требует». И он лез из кожи вон, чтобы побольше заработать, нередко наспех писал статьи и отдавал подчиненным сотрудникам «на доработку»: «Я тут набросал передовую, но спешу на совещание, поковыряйся в ней немного». И сотрудник редакции ковырялся весь день. Со временем работники редакции привыкли к этому, хотя вначале кое-кто, как сам Курочкин выражался, и «фыркал».

Курочкин посматривал на Сверстникова, улыбался, а про себя с досадой думал: «Его голыми руками не возьмешь».

— Слышал, Вяткина снимает статью о Павле Архипове? — спросил он. — За этим и звал, собственно.

— Сняла? Сама сняла? — не поверил Сверстников.

Курочкин заметил его удивление, сказал про себя: «Как играет, прожженный политикан!»

2

Думы Курочкина прервал телефонный звонок.

— Только в выходной день и отдохнешь, — отвечал он. — Покупался, рыбку половил. Что ты говоришь? Окуня, на килограмм! Сорвался… Какая жалость… Вообще устал как дьявол… Сверстников месяц по области ездил, а я торчал в четырех стенах.

Курочкин выслушал собеседника, потом пояснил:

— Над его очерками работал Гундобин, да и мне пришлось повозиться.

Кончив разговор по телефону, Курочкин опять задумался.

В полдень Курочкин забежал к Коробову.

— Я еду к Невскому. Не теряй времени, готовь персональное дело Сверстникова на бюро парторганизации.

3

Курочкин еще от порога протянул руки к Невскому для объятия.

— Как я рад, как я рад тебя видеть! С тобой как было хорошо, придешь, спросишь, все ясно. А без тебя? Ломаю, ломаю голову. — Курочкин обнял Невского и терся своей бритой щекой о его небритую.

Невский похудел и изрядно поседел, лишь кое-где виднелись русые волосы, глаза ввалились и затуманились.

— Как идут дела в редакции? — торопливо спросил Невский, как будто хотел одним рывком кончить с волнением.

Курочкин докладывал и посматривал на вытянутую правую ногу Невского. Нога вышла из повиновения. Во время беседы Невский позвал Леню, но вместо него вошел Дима, младший сын Невского. Какая-то клеточка его мозга потеряла имя младшего сына, другая клеточка назвала имя первого сына — Леню, погибшего на фронте. Курочкин подумал: «Не дай бог такая штука стукнет».