Справедливость - [20]
— Завтра обязательно быть! — И, уходя, Коробов погрозил ему пальцем.
На другой день в десять часов Сверстников встретил на аэродроме Васильева. Они поздоровались. Поблизости Нелли и Коробова не было. Сверстников и Васильев наблюдали, как взмывают самолеты, как из них высыпают парашютисты и небо загорается разноцветными облачками.
Вскоре подошел Коробов в сопровождении усатого летчика. Летчик всматривался вдаль.
— Пошла, пошла, смотрите!
Самолет все быстрей и быстрей бежал по дорожке, оторвался и устремился к горизонту, потом развернулся и стал выполнять команды.
Усатый летчик время от времени говорил:
— Хорошо!.. Хорошо!..
Самолет развернулся и пошел на посадку, мягко коснулся дорожки и побежал.
— Ну, друг, поздравляю еще с одним летчиком! — Коробов обнял усатого.
Из самолета выскочила ловкая, сияющая Нелля. Она доложила командиру о выполнении задания. Командир поздравил ее и разрешил подойти к своим друзьям.
— Нелля Алексеева выполнила поручение Марины Огневой, — волевая складка на секунду появилась у переносицы Нелли.
Сверстников смотрел на нее. «Секретарша-то моя… Ух и скрытная же!» — думал он.
Васильев с Неллей отошли в сторону и шушукались о чем-то.
— Приглашаем к нам на свадьбу, — сказала всем Нелля.
— Выходит, ты сегодня приобрел жену. — Сверстников поздравил Васильева и Неллю.
Сверстников весь день был в возбуждении, точно кто в него поставил агрегат, излучающий энергию. «Вот сидела тут девчонка, а я не знал, какая она сильная». Совсем недавно, как-то утром Сверстников открыл дверь на лестничную площадку и увидел, как Нелля, взглянув вверх и вниз по лестнице, вмиг защемила юбку между ног, села на перила и понеслась. Через какую-то секунду она уже была внизу и с опущенными глазами поздоровалась с появившимся неожиданно в дверях Курочкиным. Проходя мимо нее, Курочкин сказал:
— Глаза-то, как у мальчишки, озорные.
Нелля прошла мимо него, обернулась и высунула язык. «Девочка еще…»
— Коля, я не пойму, как ты обходился без половника, как суп наливал в тарелку?
Николай Васильев подошел к Нелле, она ложкой разливала суп в тарелки.
— Это же так просто: через край. — Николай из кастрюли разлил суп. — Картошку и мясо вылавливай ложкой.
— Не годится, придется купить половник, — твердо сказала Нелля.
— Тогда два, нам одного не х-хватит.
Николай Васильев и Нелля поместили в «Вечерней Москве» объявление об обмене двух однокомнатных квартир на одну двухкомнатную, а пока живут они на квартире то Николая, то Нелли.
Нелля засмеялась:
— Есть выход — половник ты будешь носить в портфеле. Понадобится в моей квартире или в твоей — половник будет под рукой.
— П-превосходно! Прихожу к г-главному, р-раскрываю п-портфель — и н-на первом плане п-половник.
Николай и Нелля смеялись, представляя себе, какое впечатление это могло произвести на Курочкина или Сверстникова.
— С-суп ты готовишь б-бесподобно.
После обеда Николай сказал:
— Нелля, н-не находишь ли ты, что мы з-забурели. В-вот «Правда» сообщает: с-сегодня открыта в-выставка художника Серова Валентина.
Всю неделю Нелля и Николай были заняты неотложными делами, возвращались домой поздно.
Нелля села на диван рядом с Николаем.
— Правда. Поехали, Коля, на выставку.
Сели в автобус, Николай озирался. Пассажиры читали газеты: «Правду», «Известия», «Новую эру», «Юманите», «Дейли уоркер», книги.
— Без газеты, без книги просто неудобно ехать в автобусе, — сказала Нелля.
— В-верно, вроде бы мы б-бездельники.
Васильев услышал над ухом голос кондуктора:
— Гражданин! Вы будете брать билет или поедете зайцем?
— П-прошу прощения, я т-такой, могу и з-зайцем.
Васильев отыскал в кармане десять копеек и подал кондуктору. Она улыбнулась.
— Чего зеваете, глазами туда-сюда, а меня не видите?
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Курочкин встретил Сверстникова в коридоре редакции, с укоризной сказал ему:
— Влипли мы. Сердце мне подсказывало: не печатай «Откровенность». Справедливость — это, брат, штука такая. Так справедливо, а этак — несправедливо. Покрутишь, покрутишь, выходит: этак справедливо, а так — несправедливо. А ты мне бубнишь, бубнишь: «Печатай, печатай!» Вот и напечатали. Кому отдуваться?
— Что случилось?
— Клевета сплошная, вот что, читай! Вошли в кабинет Курочкина.
Сверстников читал гневные письма из Широкого, Кишинева, Керчи, Ижевска. Авторы утверждают, что корреспондент Васильев пристрастно отнесся к Гусеву, оклеветал честного врача и хорошего секретаря парторганизации, они возмущаются безответственным поведением корреспондента «Новой эры» и невзыскательностью редколлегии: «Заголовок статьи «Откровенность» звучит злой пародией, попранная справедливость вопиет».
— Похоже, что напраслину возвели на честного человека, — возвращая письма, сказал Сверстников.
Курочкин вызвал Васильева.
— Как это ты умудрился оклеветать честного человека?
Васильев удивленно поднял брови.
— Я-я оклеветал? К-кого вы имеете в виду?
— Гусева.
— Гусева?
— Вот письма с мест, в один голос их авторы пишут, что вы клеветник.
Васильев без приглашения сел в кресло.
— Я м-мог ошибиться и ошибся бы, если бы п-похвалил Гусева и возвел несправедливые о-обвинения на Кириленко.
— Но вот же письма! — Курочкин бросил письма на стол около Васильева.
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».