Спортивный журналист - [22]

* * *

Впереди тебя ждет приятный покой.

* * *

Лучше сойти на землю в Нью-Джерси, чем не сойти вообще. Или, еще того страшнее, чем увидеть свет в каких-нибудь населенных призраками местах вроде Колорадо и Калифорнии. Или так и летать в сумеречном воздухе, отыскивая подходящее место, которого никогда не было и не будет. Бросайте искать. Встретьтесь с землей там, где получится. Без преувеличения говоря, это все, что вам остается. И ей-ей, в самых безыскусных его уголках и обличиях штат наш выглядит таким же непритязательным, каким мог представляться когда-то Кейп-Код, а присущий ему многосложный уклад жизни – за-городом-но-до-хорошей-работы-рукой-подать – обращает его в квинтэссенцию идеи слияния города и деревни.

«Приятный покой» – это как раз «Фазаний луг и ручей» и есть. Я сворачиваю на ведущую к нему извилистую дорогу, что проходит вплотную к огромной водонапорной башне, окрашенной в глянцевитые голубые тона космической эры, а затем разветвляется, позволяя попасть на тот край заброшенного кукурузного поля, какой вам требуется. Далеко впереди – быть может, в миле отсюда – клубятся, поднимаясь в платиновое небо, зеленые липы, а за ними различаются высокие Y из перекрещенных железных балок – опоры высоковольтной линии с оранжевыми шарами на верхушках – маяками для снижающихся самолетов.

«Фазаний ручей», к нему налево, представляет собой стилизованный жилой массив, каждая упирающаяся в тупик улочка коего снабжена указателем – «Живая изгородь» или «Чертополохи», – написанным на дощечке, словно выломанной из какого-нибудь амбара Эндрю Уайета.[10] Деревья здесь юны, а на подъездных дорожках стоят шикарные автомобили. Мы с Викки однажды заезжали сюда – как туристы, – чтобы полюбоваться на крытые гонтом якобы фермерские дома из старого кирпича с закрепленными на них «ценниками», стоит каждый из них больше, чем я заплатил четырнадцать лет назад за мой трехэтажный особняк. Семья Викки живет в таком же поселении Барнегэт-Пайнса, и, сдается мне, она мечтает когда-нибудь перебраться сюда с будущим мужем.

«Фазаний луг» стоит по другую сторону утыканного стерней поля. Это неживописное скопление приземистых коричневых домов, глядящих на мутное искусственное озеро и желтый бульдозер при нем, часть их пока не достроена. При идеальном раскладе селятся здесь люди еще молодые, только начинающие жить и делать карьеру, – секретарши, продавцы автомобилей, медицинские сестры, кое-кто из них когда-нибудь доживет до возможности купить выставленный на продажу основательный дом в «Фазаньем ручье». Я называю таких «людьми на старте».

Аквамариновый Виккин «дарт» цвета морской волны стоит, поблескивая полировкой, перед гаражным боксом номер 31, номера на машине еще техасские, черно-белые. Остановившись рядом, я слышу треньканье дождика, уносимого ветром на север, к Брансуику; в воздухе ощущается какой-то чистый, химический запах. А еще не успев вылезти из машины, с удивлением обнаруживаю на переднем сиденье «дарта» почти скрытую высоким подголовником Викки. Я опускаю стекло пассажирского окна, она смотрит на меня с водительского места, черные волосы ее уложены на манер Лоретты Линн,[11] два плотных фестона уходят к затылку и за уши, а там локонами спадают на плечи.

Напротив нее с недостроенного второго этажа нового дома ухмыляются двое рабочих в касках. Сразу видно – до моего появления их что-то сильно веселило.

– Я подумала, вдруг ты не появишься, – робко, как школьница, сообщает в открытое окно Викки. – Сидела там, ждала, что ты позвонишь, вывалишь на меня неприятную новость, а потом решила спуститься сюда, посидеть в машине, послушать музыку, которую я включаю, когда мне грустно.

Она улыбается, мягко и неуверенно.

– Ты не сердишься, правда?

– Рассержусь, если ты через две секунды не усядешься рядом со мой, – отвечаю я.

– Так я и знала. – Она торопливо поднимает стекло, хватает сумку и мигом перескакивает из «дарта» в мою жизнь. – Я сказала себе: слушай, если выйдешь наружу, он точно приедет, наверняка.

Все мои страхи улетучиваются бесследно, вот только на крыше так и покачивает головами парочка строителей. Я был бы не прочь помигать им фарами, сдавая машину назад, и пожелать хотя бы половину тех радостей, какие ожидаю для себя. Но, боюсь, они неправильно меня поймут. Впрочем, разворачиваясь, я улыбаюсь им, и мы выезжаем из «Фазаньего луга», направляясь к 33-му шоссе и платной магистрали. Викки приникает ко мне, стискивает мою руку и счастливо вздыхает.

– Почему ты решила, что я не появлюсь? – спрашиваю я, когда мы проезжаем через намоченный дождем Хайтстаун, и радуюсь тому, что сиденья у моей машины старомодные, без подлокотников посередке.

– Да обычные мои глупости. Наверное, решила, что все у меня слишком уж хорошо.

На Викки черные слаксы, облегающие ее не слишком плотно, белая, с оборками, блузка, синий жакет из синтетического микроволокна (наследие Далласа) и туфельки на светлых пластиковых каблуках. Это ее выездной наряд, добавлением к коему служат нейлоновая сумка для уик-эндов «Le Sac» и черный ридикюль, в котором она среди прочего держит «диафрагму». Викки – современная женщина, готовая к любому повороту событий, и я уже обнаружил, что мне, оказывается, интересны малейшие подробности ее жизни. Она смотрит в окно, на проскальзывающие мимо федералистские здания Хайтстауна.