Сполохи - [49]

…Как, бывало, начну я орать,

Руки вымоет моя мамочка

И бежит мне пеленки менять…

Вскоре по мелководью к ним грациозно пришлепала девчонка с яблоком в руке. Встретили ее восторженно:

— Делимся по-братски! По одному укусу… Где ты его взяла?

— Там, — мотнула она головой, — выиграла на конкурсе красоты. Пока шла к вам, весь пляж обалдевал от моего видона!

Девчонка и впрямь была хороша.

— Мисс Кабаново! — сказал парень в красных плавках.

— Фи, Кабаново! — передернула она плечиками, ложась на горячий песок. — Мисс Планета! Вселенная!

Троица парней охотно согласилась и на Планету, и на Вселенную.

Не давайте интересным

Ваши ручки целовать —

Интересные не могут

Ваши чувства понимать!..

— Ах, Татьяна Васильевна, милая барышня! — подъехал на животе парень в красных плавках к девчонке и коснулся губами ее руки. — Зачем вы только отвергаете меня!

— Я позволяю целовать мои ручки лишь потому, что вы не интересны, Анатолий Борисович. У вас уши торчат, как… как…

Татьяна запнулась, ища сравнение, а от граммофона обернулся светловолосый их товарищ, сказал, прищурившись:

— А что, человек, вода в пруду нынче хорошо подогрета?

И Анатолий, усмехнувшись, встал, пошел к пруду.

— А ты, любезный, — сказал светловолосый третьему, — небось опять зачитался «Мурзилкой», позабыл задать овса лошадям?

И этот, атлетически сложенный парень, состроив унылую мину, побрел вслед.

— Постой, рожа! Где погребец с табаком? — Светловолосый похлопал по кучке одежды, нашел пачку «Примы».

Артисты, право, артисты, играть только негде, театр сгорел.

Поедем, красотка, кататься —

Давно я тебя не катал! —

страдала труба. А девчонка и ее друг, оставшись одни, уткнулись друг в дружку головами, стали негромко и весело о чем-то болтать.

Анатолий вышел из воды с мокрым стеблем аира, подкрался сзади и провел им по ноге девчонки.

— Змея!.. — ледяным голосом сообщил он.

Татьяна взвизгнула совсем не театрально, бросилась с кулачками на него.

— Только на пистолетах, только на пистолетах!.. В крайнем случае — на оглоблях, — отбиваясь, хохотал Анатолий. Потом подхватил ее на руки.

— Положь бабу на место! — гаркнул светловолосый, но его не слушали — Анатолий с Татьяной бултыхнулись в воду. — И кончилась любовь, утопла. Все зло от женщины, как сказал апостол Павел…

Воровато озираясь, Алексей простирнул носки, бросил их на чахлую травку. Потом снял очки, прыгнул в воду и перемахнул пруд туда и обратно, в общей сложности, наверное, метров триста проплыл. Для него это было не расстояние.

Тогда, в единственную свою поездку в Крым, с ним, Алексеем Красоткиным, произошла преотвратная история, вспомнить тошно.

В те дни давило градусов под сорок в тени, и кроме как сухим вином, продаваемым в то время на каждом шагу, жажду утолить было нечем. Ни квасом, ни газировкой, ни тем более водопроводной водой — в Судаке заложение водопровода неглубокое, накладно пробивать в скальных грунтах нормальные траншеи, и вода нагревается в трубах.

Они стояли со Светляком возле винной бочки, в таких бочках в средних широтах обыкновенно возят пиво и квас, пили дешевое, но тонкое новосветское вино, а под бочкой, в холодке-тенечке сидели трое парней, и вокруг них на земле стояли порожние кружки. Парни сквернословили напропалую.

Алексей пригнулся и сказал им, чтобы помолчали или выбирали бы слова.

— Это какой еще там хрен бредит? — послышалось из-под бочки, и на божий свет выбрался один из пьянтосов, а за ним и второй, угрожающе двинулись на Алексея.

В жизни своей Алексей не дрался. Ну разве что в детстве «тукался на кулачках», так это не в счет. И если, случалось, замахивались на него, старался поймать руку противника. Но самому ударить человека… И когда кулак первого парня уже со свистом рвал воздух, наперерез метнулась Светланка, ухитрилась как-то отвести удар, стакан вылетел из ее руки, грохнулся в камни, и потащила Алексеи прочь, а он рванулся в драку, лицо было залито краской, и по телу шла противная дрожь…

Потом Алексей надулся, будто Светланка была виновата в том, что оказалась проворнее и находчивее его, а может, и смелее, решительнее; ее же подмывало всю, он это видел, — гордилась, наверное, зануда, своим поступком.

Позже стало известно, что эти парни — известное хулиганье и что они через день-другой вновь попали под следствие. Но утешением это было слабеньким.

Чета Красоткиных молча сидела в открытом кафе за шашлыками с репчатым луком, внизу перед ними лежала Судакская бухта. Между горами, обрамляющими бухту, — Алчаком и Крепостной, — было два километра.

— Я пойду переплыву ее, — угрюмо сказал Алексей.

— Что переплывешь? — не поняла Светляк.

— Бухту.

— Что за глупости! — Она не на шутку рассердилась. — Мы ж не плавали дальше буев!

Все было верно. И Алексей понятия не имел, какую ширь воды смог бы одолеть сразу. За последний десяток лет не полоскался в речке и десятка раз — выцарапать отпуск летом было непросто.

— Я переплыву ее, — снова сказал Алексей, но уже мягче, потому что знал, что от своего теперь не отступится. — Я разденусь здесь, внизу, пойду на Алчак… А ты через час приходи с моей одеждой к Крепостной. Хорошо?

Светляк молчала. В студенческие годы она сама неплохо плавала — когда в Кунцеве переплывали Москву-реку, уступила ему самую малость. Правда, всей ширины там было вряд ли больше сотни метров. Но после родов у Светланки стала быстро сводить ноги судорога.