Сподвижники Чернышевского - [96]

Вейде отправился за советом в имение Мариенгаузен. Там в те дни находился брат помещицы — Антон Рыцк. Он помог переправить типографию в приселок Семенов, в дом управляющего имением Полонского. Но и здесь встретились непреодолимые трудности. В имении Мариенгаузен Антон Рыцк собирал отряд повстанцев. Заканчивались последние приготовления к выступлению. Поэтому, спешно закончив печатание 300 экземпляров журнала «Земля и воля», Степанов повез их в Петербург. Вейде ушел к повстанцам.

В Петербурге Степанов передал Николаю привезенные экземпляры.

— Нельзя сказать, чтобы идеально, — говорил Николай, просматривая оттиски, — но пустить в дело можно. Молодец Дмитрий!

— Но там продолжать нельзя…

Степанов рассказал о положении в Мариенгаузене. Николай внимательно выслушал его и задумался.

— Необходимо немедленно забрать оттуда типографские принадлежности, а тем временем придумаем что-нибудь другое.

На следующий день Николай познакомил Степанова с Жуковым. Это был штабс-капитан в отставке, приехавший недавно из Киева.

Илья Григорьевич Жуков уже прошел революционную школу. Он был твердым человеком. Его принудили уйти в отставку за связь с революционно настроенными студентами и сочувствие освободительной борьбе поляков.

Вскоре пассажирский поезд мчал двух человек в леса Витебской губернии. Под стук колес доносился говор пассажиров. Рассказывали, что ездить стало опасно. В Польше и Литве все шире разгоралось восстание. Повсюду выставлены заставы, усилена охрана.

Путешественникам было невдомек, что в тот день неподалеку от цели их поездки, в деревне Кобылице Островского уезда, перед толпой мужиков стоял усатый человек. То был волостной голова. Он кричал, краснея от натуги:

— Слушайте строгий приказ! Всем известны слухи о неспокойствиях в мызе Мариенгаузен. Приказываю: всех неизвестных, приезжающих из Люцинского уезда, а равно едущих в тот уезд, спрашивать, что за люди, и требовать виды! Смотрите, чтобы кто не провез оружие! Если вещи у кого слишком тяжелые — задерживайте и доставляйте ко мне!

Мужики расходились угрюмо, опустив головы.

Шли дни. Кругом было спокойно. По дороге из опасного уезда двигались пешком и ехали на подводах мирные люди. Беда случилась в ночь с 25 на 26 февраля. Въезд в деревню, как требовалось, был заложен бревном. Около полуночи караульный услышал сильный стук. Выйдя из избы, он увидел знакомого мужика и с ним двух проезжающих. Крестьянин вез их на станцию. Седоков попросили пройти в избу

— Паспорта есть?

Один оказался без документов.

— Задержать обоих и обыскать!

В дом Рубиловского волостного правления через два часа ввалилась группа людей. Следом за арестованными внесли два небольших увесистых чемодана. Щелкнули замки. На пол посыпались листы, испещренные типографским шрифтом. В одном из чемоданов какие-то железные непонятные вещи.

Голова взял в руки первый попавшийся лист.

«Земля и воля».

На багровом лице зашевелились усы. Голова вполголоса читал крамольные слова:

— «Есть люди наивные и недальновидные, которые воображают что с течением времени деспотизм постепенно ослабеет и устранится сам собой… воображают, что венценосный деспот поведет нас к свободе!» Ага! Дерзкие выражения о священной особе императора! А дальше: «Правительство, например, только коснулось крестьянского вопроса, но отнюдь не разрешило, а только запутало его… Народ обманут», А вот и про бунтовщиков-поляков что-то говорится: «Поляки хотят быть самостоятельной нацией… они не станут стеснять народной воли… В этом мы убедились вполне вследствие наших личных отношений с руководителями польского движения и честным словом уверяем в том же всех русских».

Голова перевернул страницу. Строчки запрыгали перед его глазами:

— «Россия неминуемо идет к революции… Это закон новой истории… Страх правительства — лучшее доказательство близости революции…»

Голова свирепо оглянулся на мужиков, стоявших без шапок.

— Ну, чего уставились! Марш отсюда! А вы, господа проезжие, будете отправлены в уездный город.

26 февраля Жуков и Степанов были отвезены в тюрьму в уездный город Остров. Затем они были доставлены в Петербург и заключены в Петропавловскую крепость. Началось следствие.

Допросы… угрозы… угрюмые стены камеры, решетка, шаги часовых…

Жуков держится точно кремень. Жандармы слышат от него одно и то же. Он, Жуков, ездил в имение Мариенгаузен к знакомому Степанова. Хотел найти там себе службу.

Больше ничего не знает.

Степанов крепится. Но недостает опыта. Жандармы ловят его на отдельных словах, цепляются, мучают уловками, стремятся сломить волю.

Нервы не выдержали. Быстро утомляющийся, впечатлительный, Дмитрий не смог устоять. Однажды он заявил, что получил типографские принадлежности от Утина, который привел к нему Вейде, дал деньги на расходы. Ему Степанов отвез готовые 300 экземпляров журнала «Земля и воля».

Вернувшись в камеру, Степанов пришел в отчаяние от своего поступка. В тот же день он написал объяснение. Все сказанное им об Утине — низкая клевета, вызванная ненормальным состоянием. Экземпляры «Земли и воли» он никому не отдавал, а уничтожил дорогой, так как оттиски были никуда не годны.