Сплошной разврат - [24]

К сожалению, посылая меня сюда, Вася сильно преувеличил степень моей компетентности, но не это самое обидное. Еще до приезда я сделала все, чтобы убедить Васю и лживости присланной анонимки. Я старалась, и Вася поверил. О, господи…

Впрочем, за четыре часа, проведенных здесь, мне удалось кое-что сделать и для Васи. Во всяком случае, я не буду тупо хлопать глазами в ответ на его крики и обвинения в пренебрежении общественными нуждами. В том, что крики будут, я не сомневалась ни минуты. Ладно, пусть орет, мне есть что сказать в ответ.

Я трясущимися руками набрала Васин номер, но толком сказать ничего не успела — он сразу понял, что случилось, после того, как я жалко выдохнула:

— Ой, Вася…

— Уже еду, — коротко ответил он и бросил трубку.

Я вышла в коридор и сразу наткнулась на Людмилу Иратову. Она сидела на полу около двери в свой номер, и по ее бледному лицу струились слезы. Утешать безутешных вдов я не умею и потому предприняла малодушную попытку сбежать. Но стоило мне сделать пару шагов в сторону холла, как Людмила подняла заплаканные глаза и с мольбой простонала:

— Саша, милая, прошу вас, позовите моего мужа.

У меня защемило сердце от жалости — бедная женщина, ничего удивительного, что рассудок у нее помутился. Но что делать? Мне-то что делать?

Я плюхнулась рядом с ней на пол, погладила по плечу и предложила ей свой носовой платок. Она поблагодарила, уткнулась лицом в платок и зарыдала:

— Горе… какое горе… Боже мой…

— Я понимаю, как вам тяжело, — пробормотала я, — но что же делать?

В сущности, ничего глупее сказать было нельзя.

Людмила вытерла лицо платком и опять попросила:

— Вадима позовите, пожалуйста. А то у меня ноги ватные, я двинуться не могу.

— Он… — я судорожно соображала, как лучше с ней разговаривать, — он… вряд ли сможет сейчас подойти.

— Сашенька, попросите его, пожалуйста. Скажите, что он мне сейчас очень-очень нужен.

Я уже сама чуть не плакала, глаза предательски щипало, и сердце болело все сильнее. И тут в конце коридора показался сам убитый. Вадим Сергеевич. Его мертвенная бледность подтверждала тот факт, что он уже минут пять как покойник, но то, что убиенный шел к нам уверенным шагом, заставляло усомниться в реальности происходящего и производило жуткое впечатление.

— Вадим… — благодарно выдохнула Людмила, но, что она сказала дальше, никто не услышал. Потому что я дико заорала. Все-таки ходячий мертвец — зрелище не для слабонервных.

Спустя десять минут я сидела в номере Иратовых и, трясясь крупной дрожью, пила коньяк. Покойник все это время нервно расхаживал по комнате и строго выговаривал мне:

— Чем же это я так сильно вас напугал, милая? Что с того, что я труп обнаружил? Сразу в убийцы записывать? Да на моем месте мог оказаться кто угодно! Вы могли. Люда могла. Любой человек.

— Да нет, просто… — попыталась оправдаться я.

— Не надо! — перебил меня Иратов. — Чего ж вы так заорали, увидев меня? Решили, что я убивать вас иду? Сумасшедший дом, ей-богу.

— А… кого убили? — невпопад спросила я.

Иратов раздраженно отмахнулся:

— Нашли время шутить. Перестаньте.

— Нет, серьезно. Я-то думала, что убили вас.

— Почему? — Иратов уставился на меня пронизывающим взглядом. — Почему вы так подумали?

— Не знаю, — покраснела я. — Слышу крики: «убили, убили», выхожу, вижу — Люда плачет. Ну вот…

— Да? — Иратов, по-моему, не поверил. — Убили Свету Григорчук. Задушили.

Людмила опять зарыдала, и я, извинившись, тихо смылась. Надо было осмыслить все происходящее и бежать встречать Васю. Голова раскалывалась, и я ничего не понимали. Ровным счетом ничего.

Выйдя от Иратовых, я поспешила смешаться с толпой у номера Григорчук — надо же послушать, что люди говорят. Говорили всякую чушь: что спьяну Григорчук заснула, лицом в подушку, и задохнулась; что к ней приезжал ее любовник и задушил; что Иратов поругался с ней и просто в гневе бросил в нее подушкой, а она возьми да и умри.

— Иратов? — я заинтересовалась. — А почему вы думаете, что он?

— Потому что он ее нашел, — пояснила мне горничная.

— Нашел? Где? — Я прикинулась, что слышу об этом впервые.

— В ее номере.

Глупо было спрашивать у горничной, что Иратов делал в номере Григорчук после (а может, и до?) ее смерти. Но у кого-то спросить надо, а то я лопну от любопытства. Я огляделась по сторонам и заметила интересную парочку: Татьяну Эдуардовну Ценз и Элеонору Генриховну Симкину. Они стояли особняком, чуть в стороне от растревоженной толпы, и взирали на суетящихся людей с досадой. Ни та, ни другая не заламывали рук, не всхлипывали и не стенали. Они деловито обменивались короткими репликами. Я протиснулась поближе и замерла на таком расстоянии, чтобы и их не насторожить, в надежде, что удастся расслышать хоть что-нибудь. Сначала мне показалось, что зря я к ним продиралась — обе молчали и на глазах погружались в меланхолию.

— Вадим выкрутится, — вдруг сказала Ценз. — А вот мы — вряд ли.

— Но сейчас уже ничего не поделать, — отозвалась Симкина. — Все равно нам придется объясняться. Одно утешение — не только нам.

— Но НАМ особенно, — с горечью сказала Ценз. — Пойдем ко мне, поговорим?

В этот момент в конце коридора появился Вася.