Сплошной обман - [10]

Во время экскурсии в Лондон (мы должны были посетить Тауэр) я сделала вид, будто мне дурно, и попросила разрешения посидеть в женском туалете, пока остальные будут шастать по лестницам и темницам. Зная чувствительную натуру нашей воспитательницы мисс Уэйл, я не сомневалась что она не захочет видеть, как меня тошнит. Так что хватило времени, чтобы совершить набег на лондонские магазины. В одном из них я нашла чудо из чудес — эффектное черное платье с декольте до пупа. О, с каким же самодовольством я ехала обратно в школу! На мне была полосатая синяя куртка и скромная соломенная шляпка, зато в ранце покоилось настоящее черное сокровище! По глупости я забыла еще одно предупреждение Ферджи: "Бог не спит. Он только претворяется".

И разумеется, за свою хитрость поплатилась. Мой великий план скомпрометировать Гарри, загнав в положение, из которого у него будет только один достойный выход — немедленно жениться на мне, потерпел полное фиаско. Я должна была почувствовать неладное заранее, поскольку уж слишком гладко все шло.

Папа обрадовался, что я решила навестить Веру и Гарри. Они ему нравились, хотя вряд ли бы он испытал такие же чувства к моему черному платью. Но убийственный туалет был надежно скрыт под плащом. Вера, как я и предполагала, отправилась в тот вечер играть в бинго, но радость Гарри тут же улетучилась, стоило мне стянуть плащ и предстать перед ненаглядным во всей красе. Гостиную затопила волна духов, коими я обильно полила себя с головы до пят…

Неужели это тот самый человек, которого я несколько лет боготворила, бесчувственно вытолкал меня за дверь, обозвав глупым ребенком — самым мерзким ругательством, какое только можно придумать?! И в довершение всего Гарри объявил, что он с большой нежностью — снежностью — относится ко мне и потому никогда — никогда!О горе… — не сделает мне ничего дурного.

Выкатившись на улицу, я тут же поклялась себе, что не прощу его до самой своей смерти. Более того, я не собиралась жить так долго, чтобы успеть его простить! Со всех ног я бросилась домой, заперлась в сырой, холодной ванной, выложенной черной и белой плиткой, набрала полную ванну воды и попыталась утопиться. Но даже это мне не удалось. Топиться просто так показалось мне вульгарным, поэтому я бросила в воду изрядную порцию пены под названием "Цветочная страсть". И вот одуряющий запах этой самой "Страсти" не давал мне сосредоточиться… да что уж там, от приторной вони слегка подташнивало и никак не удавалось просидеть под водой достаточное время, чтобы покончить со своим жалким существованием. Собственная бестолковость начинала угнетать.

Потерпев неудачу с утоплением, я стала ломать голову, чем бы себя занять, пока не изобрету более надежный способ свести счеты с жизнью. Несколько недель в голову ничего не приходило, я слонялась по дому и изводила папу с Ферджи.

А папа старательно проявлял понимание. Когда я заявилась к ужину источая аромат французских духов и злосчастной "Цветочной страсти", он спокойно сказал, что с удовольствием выслушает меня, если язахочу поделиться сним своими проблемами. Я пропустила его слова мимо ушей, а следующим вечером прибыла к столу с ярко–пурпурными волосами и багрово–черным румянцем во всю щеку. Папа лишь улыбнулся и, посмотрев на меня сквозь сползшие на нос очки, спросил, хорошо ли я провела день.

В ту ночь я лежала свернувшись калачиком в постели в обнимку с серым фланелевым кроликом с розовыми бархатными ушами и вела один из своих "разговоров" с мамой. А назавтра три часа не покладая рук трудилась в ее саду камней, после чего отправилась к папе и спросила, нельзя ли в сентябре вместо школы отправить меня учиться на секретаршу в Лондон.

Мне казалось, что большой город с его суетой позволит мне развеяться. Театры, музеи, зоопарк, картинные галереи — я исступленно посещала их каждые выходные. Там было куда веселее, чем в моей крохотной квартирке рядом с Оксфордской площадью. Кроме того, если правы презираемые мною бывшие учителя и важнейшей частью женской анатомии является голова — самое время было ею воспользоваться.

С первого дня своего пребывания в Лондоне я начала ходить в некую организацию под названием "Найди!", которая помогает приемным детям отыскать своих настоящих матерей. Ко мне там отнеслись очень радушно, но не смогли выяснить ничего такого, чего бы я уже не знала. А знала я немногое: запись о моем рождении отсутствует, а значит, я, скорее всего, родилась не в больнице и не в родильном доме. Ладно, пусть я появилась на свет в чьей–то спальне, но куда подевался врач или, что более вероятно, акушерка? Этот вопрос продолжал меня мучить, как и то, что от Гарри не было никаких вестей. Он даже не соизволил прислать письмо с извинениями по поводу своей безобразной выходки.

А потом вдруг что–то произошло. Я начала получать от жизни удовольствие. И причиной тому был Энгус Грант.

Мистер Грант вовсе не был щеголеватым молодым человеком, ведущим светский образ жизни и потерявшим голову от моей особы. Это был средних лет, крупный (точнее, толстый) человек, смахивающий на косматого льва. Он предложил мне поработать в его художественной галерее. Странно уже то, что наши пути пересеклись, но еще более странно, что им суждено было разойтись и сойтись вновь…