Спитамен - [138]

— Если бы многочисленные роды и племена согдийцев, массагетов, дахов, саков пришли к согласию и объединились, как сжимающиеся в кулак пальцы, то мы смогли бы наносить дракону чувствительные удары, особенно если выбирать уязвимые места. В конце концов и насмерть забили бы, — часто повторял Спитамен и с горечью отмечал: — Но нет между нами согласия… А то, что юноны «непобедимы» — это сказка, которую они придумали сами. Наши последние стычки с ними — доказательство тому, что их можно бить, и довольно успешно.

Посреди шатра свисал с потолка масляный светильник. Слабый огонек едва освещал лица сахибкиронов, которые сидели, прислонясь к войлочным стенам, но глаза их привыкли к полумраку и они хорошо различали друг друга.

Выслушав каждого из предводителей отрядов, их подробные рассказы о том, как они вели себя в бою, Спитамен вслух размышлял о своей тактике и тактике противника, и почти всегда приходил к выводу: некоторые операции можно было провести иначе, с меньшими потерями, сокрушался, что они действовали во время сражения так, а не иначе.

— Да разве было у нас время все до конца продумать, — успокаивали его предводители отрядов.

— У нас воинов в несколько раз меньше, чем у Искандара, и мы никогда его не победим, если не научимся обходиться меньшими потерями, — говорил Спитамен. — И оружие наше менее совершенно, чем у него. У нас нет катапульт, способных метать огромные каменные ядра дальше, чем мы бросаем копье, у нас нет таранов, которые прошибают и самые толстые стены, как дятел трухлявое дерево, у нас нет осадных башен, ибо мы не готовились к тому, чтобы захватывать чужие города. Но несмотря на это, мы и впредь сможем одерживать верх над юнонами. Главное — суметь навязать им свою тактику боя. Это всегда вызывает в их рядах смятение и расстраивает порядок в фалангах и илах. В таких случаях дракон обнажает брюхо… Если юноны берут числом и грозным оружием, то наши верные союзники — хитрость и смекалка. Надо устраивать засады там, где они не ждут, заманивать в ловушки, нападать неожиданно и бить, не давая опомниться, а едва они придут в себя, уноситься в степь и скрываться в не имеющей границ пустыне. Пустыня — крепость наша и твердыня, она оберегает нас и защищает…

Датафарн посетовал, что во многих отрядах не хватает коней, и упрекнул Спитамена: тот в свое время не разрешил отобрать лошадей у дехкан, мол, им необходимо обрабатывать землю, пахать и сеять, без лошадей им не обойтись, иначе в Согдиане может начаться голод. Искандар вот ни с чем не посчитался, забрал, и все. Воины же Спитамена, храбрые рубаки, потеряв в бою коней, превратились в пеших. А если ты пеший, попробуй-ка неожиданно налететь на врага и так же быстро исчезнуть за барханами.

— Надо использовать «способ дахов»[96], — предложил Хориён.

— Наши воины, не имея другого выхода, давно им пользуются. И в этом превзошли, пожалуй, самих дахов, — заметил Датафарн.

— Молодцы и массагеты, — подтвердил Хомук. — У них тоже один конь на двоих. Они упражняются каждый день и так быстро меняются местами, что не уследишь. Не успеешь и глазом моргнуть, а в седле уже другой… И кони одинаково привыкают к обоим хозяевам…

Когда в разговоре наступала долгая пауза, это свидетельствовало о том, что наговорились вдосталь. Шердор вынимал из чехла трехструнный тар, который смастерил сам, и, подождав еще минуту-другую, начинал играть народные мелодии, а если было настроение, то и пел. В последнее время он пребывал в отличном расположении духа, но пел меньше, чем прежде, — одну-две песни и все — ибо спешил воротиться в свой шатер. Никто не попрекал его и словом — понимали и, конечно, вспоминали собственную молодость, первые дни семейного счастья, как сами, где бы ни находились, спешили вернуться домой, чтобы поскорее увидеть радостно заблестевшие глаза встречающей на пороге жены…

Шердор и на этот раз спел две песни и вложил тар в чехол. Стали расходиться. Спитамен вышел из шатра последним. Вокруг костров сидели воины, переговаривались, смеялись. Хорошо, когда среди воинов отыскивается человек, умеющий отвлечь людей от тягостных переживаний. Ведь после каждого сражения долго еще держатся в ушах звон сабель, храп коней, крики и стоны раненых, а перед глазами то и дело возникают оскаленные морды коней, искры, высекаемые мечами. Когда человек смеется, он отдыхает душой…

По краям широкой лощины, вдоль которой были разбиты шатры, темнели, сливаясь, барханы. Спитамен долго вглядывался в темноту, пока на фоне фиолетового неба не разглядел прохаживающегося по верхушке бархана караульного.

Появился черный раб в набедренной повязке, отбитый месяц назад у юнонов. У него под самый корень был отрезан язык. Это было распространенным явлением, когда лишали языка рабов, прислуживающих у высокопоставленных лиц. Слишком много они знали.

Раб поклонился и жестами дал понять, что ужин готов.

— Неси, — приказал Спитамен. — И скажи Одатиде, пусть придет сама и приведет детей.

Раб кивнул и так же бесшумно, как появился, растворился в темноте.

Спитамену уже который месяц приходилось возить семью с собой, вместе с ним она терпела все лишения походной жизни. В одну из майских ночей, отправившись проведать семью, он чуть не угодил в засаду. Спасло лишь то, что в этот раз Спитамен был не один: четверо телохранителей ехали следом, приотстав шагов на двести. Вдали уже завиднелись огоньки кишлака. Ночь была лунная, дорога ныряла в небольшую темную рощу, а за ней вновь выбегала на светлый простор и, обогнув пригорок справа, где находилось кладбище, прямиком вела к кишлаку. Спитамен ездил тут много раз, и днем, и ночью, вблизи дороги ему были знакомы каждый камень и куст. И Карасач хорошо знал, куда везти хозяина, понукать его не требовалось, можно было позволить себе даже подремать в седле. В последнее время Спитамен большей частью отдыхал в седле, редко выдавалась возможность поспать дома.