Спитамен - [131]

К утру Александру полегчало. И едва небо посветлело, суля скорый восход, а на земле проступили свежие следы коней скрывшихся от преследования скифов, царь вышел из шатра и велел трубить сбор, решив последовать примеру охотников, которые идут по следу до тех пор, пока зверю не изменит чувство самосохранения и он не допустит какой-либо оплошности. Однако Александр проехал совсем небольшое расстояние впереди своего войска. От тряски в седле или еще отчего у него вновь начались в животе рези, да такие, что терпеть стало невмоготу и пришлось повернуть назад. Невольно вспомнилось Александру предсказание Эригия. Пренебрег советами жреца — и вот расплата.

Пока доехали до Яксарта, Александр вконец обессилел, приближенным пришлось помочь ему спешиться и пересесть в лодку…

Более недели находился Александр в постели, не имея сил подняться. Он уже не сдерживал стонов. Ему не говорили о том, что несколько воинов уже обрели вечный покой на кладбище, которое появилось рядом со строящимся городом. Жрецы приносили жертвы богам и вымаливали у них для царя исцеление, а лекари поили его горькими отварами. Александр временами погружался в зыбкий сон, иногда бредил; ему мерещились скифы, которые свободно расхаживают по лагерю, строят ему рожи… А он, шевеля обсыпанными лихорадкой губами, кричит: «Пошли вон!.. Во-оон!..» — и размахивает руками…

Но однажды Александр, приняв очередную порцию горького отвара, пристально оглядел замерших подле его ног Лисимаха и Клита, затем стоявших у входа в шатер Кратера и Кена, которому было поручено преследовать упрямого Спитамена, не давая ему ни минуты отдыха. Почему же Кен здесь?.. Должно быть, тоже потерял в степи его след… Как и он, Александр, следы скифов. Не случись последнего, строго спросилось бы сейчас с Кена. Царь слабо улыбнулся, и присутствующие услышали его тихий голос:

— Ну что, друзья?.. Заскучали без меня?.. Надеюсь, из-за моей хвори строительство города не приостановилось?..

И всем сразу стало понятно, что дело пошло на поправку.

Царь приказал завершить строительство Эсхат — Александрии через двадцать дней. Как он повелел, ровно через двадцать дней вырос на крутом берегу Яксарта новый город, обнесенный высокой стеной с мощными квадратными башнями. Те из путников, кто проезжал по этим пустынным местам месяц назад, возвращаясь обратно, с удивлением видели вдали возникшие, словно мираж, зубчатые стены и башни, вырисовывающиеся позади них молельни и храмы с куполами, высокие дома с колоннадами у фронтонов.

Для крепостных стен глину брали с наружной стороны, и тут образовался глубокий ров, который в случае опасности мог заполняться водой. Прекрасный город выглядел неприступным. А скольких человеческих жертв и страданий стоил он, об этом говорить было запрещено под страхом смерти.

Говорят, каждый город в мире имеет своего покровителя на небе и своего блаженного на земле. И, наверно, небесный покровитель распорядился так, чтобы первым блаженным Эсхат — Александрии стал Клеомен. В ту ужасную ночь, когда скифы обезглавливали уснувших на берегу караульных, он находился поблизости и все видел. Но не подал голоса, не поднял тревоги. Потому и остался живым, что затаился, как мышь, не пикнул. Живым — то остался, но рассудка лишился.

Горожане часто видели блаженного в отрепьях, бродящего по улицам и переулкам. Он шел, судорожно дергая кривой шеей и бормоча что-то себе под нос, то ли спорил с одному ему известным собеседником, то ли творил молитвы. А порой он замирал на месте и устремлял взгляд ввысь, и никому не ведомо, что ему там мерещилось. По впалым его щекам, заросшим щетиной, текли слезы. Может, глядя в небо, такое же голубое, как в родном краю, он вспоминал свой дом, мать, отца, сестру, с мужем которой в один и тот же день отправился в поход, а ныне никак не решится сообщить о его гибели. При этом его обветренные, покрытые болячками губы едва шевелились. Если любопытствующий останавливался возле него, желая узнать, что он бормочет, то через минуту испуганно шарахался и спешил прочь, боясь, не успел ли кто-нибудь заметить, как он прислушивался к словам блаженного. Ибо тот не молился, нет, а проклинал Александра. «Эй, Александр!.. Ты считаешь себя праведником, но тебя не могут им считать македоняне, которых ты разлучил с родиной. Ты увел нас в поход, обещав, что скоро вернемся… Ты мнишь себя великим и мудрым, а многие поступки твои достойны тщеславного ребенка… Ты не садишься за трапезу, не помыв рук, но разве не видишь, как с пальцев твоих каплет кровь умерщвленных тобой невинных людей?.. Ты гордишься тем, что рожден македонянином, но почему македоняне проклинают тебя?.. Будь ты проклят, Александр, за то, что разлучил меня с матерью и отцом, сестрой и невестой!..»

Как ни один город не обходится без покровителя на небе и блаженного на земле, так не может он обойтись и без соглядатаев. Несчастного Клеомена в конце концов схватили и бросили в подземелье. Но и находясь там, он продолжал проклинать царя. Но теперь уже не шепотом, а так громко, что голос его сквозь толстую дверь слышался караульным. И те не без основания стали опасаться, что им несдобровать, если царь узнает, как они, слыша непочтительные о нем речи, не заткнули блаженному глотку.