Список Мадонны - [80]

Игнация разморило на солнце. И может, из-за груженой телеги, медленно и неуклюже проехавшей мимо, из-за шума, устроенного чайками, налетевшими на содержимое ее груза, он не заметил, как Бернард Блейк покинул гостиницу. Солнце было уже высоко в небе, и Игнаций почувствовал, как вспотела и зачесалась его спина, прислоненная к каменной стене. Он неловко встал на ноги, борясь с моментальной вспышкой тошноты, и поискал глазами священника, который сейчас священником не являлся. Бернард опять шел в направлении гавани. Было очевидно, что сегодня он не сможет покинуть город; сегодня ни один корабль не отправлялся из порта. Разве только клипер, отбывавший в Портсмут, но он не должен был выйти в море раньше полуночи. А кроме того, в руках Бернарда не было никакого багажа. Любопытство Игнация уступило место беспокойству, когда он увидел, что Бернард Блейк положил несколько монет в руку кряжистого толстяка, только что вылезшего из рыбацкой лодки. Его беспокойство превратилось в панику, когда священник занял место толстяка в той же самой лодке и на попутной волне отчалил от пристани. Он подождал, пока лодка завернет за ближайший мыс, и со всех ног бросился к причалу, где толстяк потрошил свой утренний улов. Внутренне собравшись и стараясь казаться не особенно заинтересованным, Игнаций на ломаном немецком поинтересовался о возможности взять лодку напрокат. Толстяк принялся извиняться. Так поздно днем лодок уже не осталось. Приезжие и рыбаки. Он пожал плечами. Вот, например, тот, который только что взял лодку. Он поплыл к пещере Вельды. А что там такого?

Сгорая от злобы, Игнаций вернулся в свою дешевую гостиницу за рыбным рынком и стал наблюдать за спокойным морем сквозь бутылку пенистого норвежского эля.

* * *

Сквозь прерывистый сон, лежа в кровати мокрым от пота, Петер Вигеланд слышал, как дочь опять напевала эту мелодию. Он застонал и перевернулся, стараясь найти место поудобнее. Еще раньше он попытался встать, но пол под ногами кружился так сильно, что ему пришлось лечь снова. А он был уверен, что сможет пойти сегодня на рыбалку.

— Сигни, — пробормотал он сонно. — Что это за мелодия? Мне она нравится.

— Это новая пьеса, мне Улаф задал ее разучивать. Она прекрасна, ведь так? — Она зашла к нему в комнату и затанцевала у его постели. — С ней я словно лечу. К замку на небесах. К принцу на золотом троне.

— Замки в небе? Принцы? — Он никогда не понимал буйных фантазий дочери. — Ну, если посмотреть на то, как ты выглядишь, то ты скорее на концерт собралась, нежели летать. Ты днем будешь играть на холме? Или у тебя урок?

— Нет, папа. Я скоро собираюсь на холм. Мне многое нужно сделать сегодня днем.

— В этой одежде?

— Ох, папа, не будь таким старомодным. Девушкам нравится хорошо выглядел, даже тогда, когда им никуда особо не нужно идти.

Петер пристально посмотрел на дочь. Его глаза сузились, и на момент он забыл о тошноте и боли в голове. Все это было совершенно на нее не похоже.

— Хорошо, Сигни. Иди. Мы оба знаем, насколько важна твоя музыка, правда?

Сигни охотно кивнула. Даже если она и заметила что-то в словах отца, то не подала виду.

Рассерженный очевидным пренебрежением дочери к своим чувствам, Петер отвернулся лицом к стене. Он будет бодрствовать сегодня днем, даже если это будет последнее, что он сделает на этом свете. И станет наблюдать за холмом.

Десятью минутами позже Сигни снова зашла в комнату со своей флейтой и нотами в проволочной обложке, которую сплел для нее отец. Она осторожно поцеловала его в щеку и в радостном настроении выбежала из дому. Петер проследил из постели, как она пронеслась по саду и начала взбираться вверх, ее стройные ноги легко продвигались по крутому склону. На полпути наверх она остановилась и помахала рукой. Он помахал ей в ответ. В его глазах появился суровый блеск.

* * *

Бернард поднял весла и осторожно причалил к каменистому пляжу. Он вытащил лодку на берег, морщась от ощущения холодной воды, в которую пришлось окунуть голые ноги, и пять минут потратил на то, чтобы привязать ее сначала к торчащей ветке, а затем, подумав, к большому камню в конце пляжа. Надев носки и ботинки, он пошел вверх по утоптанной тропинке, огибавшей камни и трещины, прежде чем выйти к широкому волнистому лугу, на котором не было ни кустика, ни деревца. Только отдельные каменные глыбы, разбросанные по мягкому зеленому дерну, лежавшему на песчаной земле потертым ковром. Вверху слева от него огромный серый валун заслонял вид, а прямо под ним неровной линией шла невысокая каменная изгородь, исчезавшая за вершиной холма. Он заметил синее пятно у основания большого камня, прежде чем услышал музыку, далеко разносившуюся в неподвижном воздухе. Прекрасные, трогавшие душу звуки вели его вперед до того, как он отчетливо увидел ее.

Бернард подошел к ней сбоку. Сигни не замечала ничего, в ее сознании была только музыка, и она не увидела, как он встал там, в тени камня. В течение пяти минут они оба погрузились в мелодичную барочную музыку Вивальди. Бернард был в восторге. Он не слышал, чтобы кто-нибудь мог так играть. Глупый старик солгал ему: Сигни играла с душой. Это было похоже на личное сообщение, звуки для него одного, повисавшие в воздухе, слетев с губ женщины, прикосновение к которой он не мог пока себе объяснить. Когда замерла последняя нота, Сигни повернулась и посмотрела на него. Она улыбалась, глаза ее были широко раскрыты и смотрели с надеждой.