Спецназовец. За безупречную службу - [40]

— Что это за цирк вы тут устроили? — спросил он, отойдя от ворот на безопасное расстояние.

— Цирк? — переспросил командир рейдеров. — И это ваша благодарность? Это не цирк, а, как выразился наш друг господин Горчаков, производственная необходимость. Теперь, благодаря его здравомыслию и недурным актерским способностям, мы выиграли какое-то время на поиски папки. Кроме того, это вам услуга за услугу: вы оперативно справились с порученным заданием, а я вместо рогов, хвоста и копыт подрисовал к вашему портрету крылышки и нимб.

— Ну да, — буркнул подполковник, — конечно. Сердечно благодарю и все такое… А если перед возвращением в Москву вы меня принародно шлепнете на крыльце проходной, мне, наверное, еще и орден посмертно дадут, как геройски погибшему на боевом посту…

— А это мысль, — сказал рейдер.

Губы его в прорези маски были растянуты в вежливую улыбку, но льдисто-серые глаза смотрели на Сарайкина холодно, оценивающе, как сквозь прицел, и подполковник с крайне неприятным чувством подумал, что шутка опять не удалась. Да, рейдер оказался прав и тут: острить и иронизировать в его присутствии Анатолию Павловичу, пожалуй, и впрямь не следовало.

Глава 7

Сев за руль, Юрий первым делом закрепил на ухе пластиковую улитку беспроводной гарнитуры. Эти штуковины никогда ему не нравились, потому что смахивали на слуховой аппарат и неизменно делали своих владельцев похожими на лунатиков, которые бродят по улицам, громко разговаривая сами с собой. Одного у них было не отнять: они действительно освобождали руки, позволяя параллельно с разговором вести машину, а это, как он чувствовал, сегодня могло ему пригодиться.

Предчувствие его не обмануло: генерал позвонил, чтобы дать дополнительную информацию, еще до того, как Якушев миновал развязку на съезде с Кольцевой. Информация была такая: примерно четверть часа назад директор захваченного рейдерами «Точмаша» Горчаков появился у закрытых ворот предприятия, чтобы поговорить с представителями общественности, средств массовой информации и полиции. Он объявил, что присутствие на заводе посторонних вооруженных людей вызвано производственной необходимостью, что это никакой не захват, а ЧП внутризаводского значения, которое в данный момент расследуется силами уполномоченных на то представителей заказчика по одному из последних проектов — вот этих самых господ в масках и с автоматами.

«И они это проглотили?» — удивился Юрий. «Насколько мне известно, даже не поперхнулись, — ответил его превосходительство. — Полицейское оцепление снято, в городе все спокойно. А телефоны Горчаковых — и домашний, и мобильные, — не отвечают. Странно, правда?»

Ничего странного Юрий в этом не видел. Странно, на его взгляд, было другое — не то, о чем говорил Ростислав Гаврилович, а то, о чем генерал промолчал. Полученная информация всего лишь подтверждала версию, согласно которой захватившие «Точмаш» люди были никакие не рейдеры, а обыкновенные налетчики, до сих пор не нашедшие того, за чем пришли. Горчаков и его семья почти наверняка были взяты в заложники, начальник местной полиции либо уродился болваном, каких поискать, либо имел с этого дела свой клок шерсти. В любом случае, генерал Алексеев оказался прав, когда не захотел действовать официальным порядком.

В общем, информация была вполне ожидаемая, в меру скудная и не внесла в картину происходящего ничего нового. Зато в связи с ней у Юрия возник один вопрос: а откуда, собственно, его превосходительство эту информацию получил? Кто ему обо всем так оперативно доложил, кто донес? Неужели та история с гибелью Камышева так крепко его зацепила, что он в ущерб другим делам целых полгода держит в этой дыре кого-то из своих оперативников? А если так, почему не дал Юрию его координаты? Одна голова хорошо, а две лучше… Или у Ростислава Гавриловича есть основания считать, что применительно к данному случаю старая поговорка неверна?

Чтобы не пропустить последующие звонки генерала, он не стал включать музыку. Музыка хороша, да и то в меру, когда едешь покататься для собственного удовольствия или просто спешишь куда-то по не слишком важному, бытовому делу. Музыка — это всего лишь еще одна разновидность наркотика: она либо расслабляет, либо, наоборот, вызывает бурные эмоции, делая человека более агрессивным, чем обычно, и настраивая на лихой, героический лад — море по колено, горы по плечо и так далее. На задании, даже самом простеньком, и то, и другое смерти подобно. Эмоции на задании только мешают, полевому агенту при исполнении надлежит быть собранным, сосредоточенным и холодным, как скальпель хирурга.

Поэтому Юрий гнал машину почти строго на восток в тишине, слыша лишь ровный гул мотора, шорох и шлепки покрышек по горячему асфальту шоссе да монотонный шелест рассекаемого обтекателями боковых зеркал воздуха. Карабкающееся вверх по безоблачному небосводу солнце постепенно скрылось за краем крыши, перестав слепить глаза. Оно старательно калило машину, явно вознамерившись испечь майора Якушева заживо, но кондиционер в этом обшитом изнутри светлой натуральной кожей катафалке работал отменно, и солнце старалось зря. На покатом, закругленном спереди капоте яростно сверкал хромом навек застывший в прыжке хищник из семейства кошачьих — слава богу, отлитый не в натуральную величину. Скорость в этом роскошном сундуке на колесиках совсем не чувствовалась, и, глянув на спидометр, Юрий ослабил давление на педаль газа: там, на спидометре, было уже сто восемьдесят, а Ростислав Гаврилович, помнится, посылал его не в рай, а в Мокшанск. А впрочем, какой там рай! Юрий был процентов на девяносто пять уверен, что бесы в чистилище начинают многозначительно перемигиваться и плотоядно потирать руки, едва заслышав его фамилию: скорей бы уже, что ли, надоело ждать! Если так, то торопиться тем более не стоит: без малого сорок лет ждали и еще подождут, ничего им, сатанинскому отродью, не сделается…