Специальный парижский выпуск - [4]

К счастью, делать это приходилось редко. И тем не менее без его незаметного руководства журнал мог снова оказаться в прежнем неустойчивом положении. Из всех его подчиненных лишь Марджори Френч понимала это. И она была, как часто подчеркивал Горинг, самым ценным достоянием «Стиля». Марджори точно и безошибочно предугадывала направление моды, и в то же время Горинг смог спокойно доверить ей административные и финансовые дела компании, когда год назад летал в Америку. Годфри Горинг был очень высокого мнения о Марджори.

Ценил он также бескорыстную преданность делу других сотрудников, способных на такие вот ночные авралы. Этой ночью ему захотелось как-то их вознаградить.

В ресторане «Оранжери» только что закончился деловой ужин, который был дан Хорэсу Барри – владельцу фирмы готового платья «Барри-мода». Горингу удалось запродать ему под многокрасочную рекламу несколько страниц в ближайших номерах. За кофе к ним присоединился Николас Найт – одаренный молодой художник-модельер, про которого говорили, что он вскоре войдет в Большую Десятку законодателей моды. Салон, ателье и квартира Найта были расположены над рестораном «Оранжери», как раз напротив редакции «Стиля».

В половине второго, когда ресторан уже закрывался, Годфри предложил своим собеседникам поехать к нему домой пропустить по последнему стаканчику на сон грядущий. Стоя на залитой дождем мостовой, он заметил, что окна редакции все еще светятся. В эту минуту парадная дверь отворилась, и на улицу вышел Дональд Маккей. Поеживаясь, он приподнял воротник плаща. Горинг сразу узнал его.

– Ну как там дела?

– Все в порядке, сэр. Мы только что закончили. Кроме, конечно, мисс Пзнкхерст.

– А, прекрасно. Доброй ночи, Маккей.

Дональд поспешил прочь, а Годфри вернулся к своей машине. Именно в этот момент ему захотелось пригласить к себе всех оставшихся сотрудников.

Дональд уже захлопнул входную дверь, но у Горинга был свой ключ. Он вошел в парадное, потом в лифт и поднялся на четвертый этаж.

Он появился как раз вовремя: мисс Филд только что сообщила Марджори, что вызвать такси не удается.

– Дорогие мои труженики! – начал он. – Сейчас вы все поедете на моей машине ко мне, на Бромптон-сквер. Мы выпьем шампанского, а затем Баркер развезет вас по домам. Никаких возражений!

Он обвел глазами комнату и прикинул в уме: Барри с Найтом уже поехали к нему домой в машине Найта, значит, кроме него самого – раз, два, три, четыре, пять человек… Пять? – как всегда, он не заметил мисс Филд.

– И мисс Филд, конечно, тоже едет с нами. Вы согласны, мисс Филд? Я себе представляю, сколько вам пришлось поработать, наша незаметная героиня!

– Большое спасибо, мистер Горинг, но я, пожалуй, откажусь. Мне нужно домой. Ведь я приехала сюда прямо с парижского самолета. Мой чемодан еще здесь…

– Господи, подумаешь, – перебила Тереза. – Наши с Майклом вещи тоже здесь., Я и забыла о них. Они там, в темной комнате, да, милый? Годфри Горинг нахмурился.

– Мы-то все поместимся, но боюсь, для багажа уже не найдется, места, – сказал он. – А почему бы вам не оставить здесь чемоданы до завтра? Это, куда удобнее. Ну пойдемте! И вы тоже, мисс Филд. Я настаиваю, Я просто требую.

Несколько минут спустя все шестеро разместились в темно-сером «бентли», который урчал у входа. Годфри включил скорость, и машина двинулась по мокрой улице. Но перед этим Годфри выручил продавца роз – взял три последних букета и преподнес их Марджори, Терезе и Рэчел.

В «Оранжери» усталые официанты опускали жалюзи, подсчитывали чаевые. Олуэн Пайпер, оторвавшись от машинки, взглянула на часы и с удивлением увидела, что уже десять минут третьего. Взяв большой словарь, она с радостью убедилась, что правильно употребила два слова, в значении которых сомневалась. Театральному критику постоянно приходится выкапывать слова, которые не слишком часто употребляются другими авторами.

А в противоположном конце коридора Элен Пэнкхерст закончила введение к материалам парижской коллекции. Она слышала голос Годфри Горинга и обрадовалась, что он и остальные укатили и оставили ее в покое. Теперь можно взяться за подписи.

«Монье берет полосу шелка цвета баклажана, добавляет крошечные бриллианты, взбивает все это в легчайшую, похожую на меренгу шляпку…»

Она чихнула, снова высморкалась и вдруг почувствовала, что озябла, хотя в комнате было тепло. Она встала, чтобы включить электрокамин, и, наткнувшись на что-то, с досадой увидела, что это чемодан. Не новый, но из хорошей кожи, с потускневшими золотыми инициалами «Р. Ф.» на крышке. Один из замочков расстегнулся, и из-под крышки высовывался кусок оберточной бумаги. Элен хотела защелкнуть замок, но расстегнулся и второй. Крышка отскочила, и несколько предметов выпало на пол. Элен слишком устала и слишком спешила, чтобы закрывать этот набитый чемодан.

Спустя некоторое время Элен прервала работу, подыскивая синоним к слову «белый», и вдруг вспомнила, что Эрни так и не принес ей термос. Тогда она прошла по коридору в темную комнату. В кладовке ее внимание привлекли еще два чемодана, почему-то стоявшие под водопроводной раковиной. Один был из добротной свиной кожи с инициалами «М. X.». Второй – белый с большой пунцовой наклейкой, на которой было нацарапано: «Тереза Мастере. Отель «Крильон». Париж». Элен не знала, как ей быть: в одном из этих чемоданов наверняка лежала вещь, которую ей не терпелось получить. Она тронула замок. Чемодан не был заперт. Элен открыла его, нашла то, что ей было нужно, и опять закрыла. Затем, забыв про термос, вернулась к себе.