Спаянные на жизнь и смерть - [11]

Мне помнится одно из сражений… Американцы вели по нашим позициям беспорядочную стрельбу. Самолёты сбрасывали бомбы куда попало. Мы ринулись в атаку и навязали врагу рукопашный бой. Кинжалы на их карабинах короче наших штыков, и я заколол не меньше семи захватчиков. Вдруг я увидел, что один из вражеских танков разворачивается, собираясь удрать. Мы со связным бросились к танку и вспрыгнули на броню. Люк был открыт. Я сунул туда дуло винтовки и крикнул:

— Сдавайся, а то буду стрелять!

Из люка высунулась пара длинных рук, а потом показался и их хозяин — длинноносый американец. Я ещё раз повторил приказание, но из танка больше никто не отзывался. Тогда я велел связному проверить, нет ли в танке ещё кого-нибудь. Связной полез в люк, и вскоре оттуда выглянуло его растерянное, испуганное лицо.

— Командир… Там… там ещё есть! Что делать, командир?

Как — что делать? Тащи его сюда — и всё тут!

И связной вынес из танка… совершенно голую корейскую девочку!.. На вид ей было не больше пятнадцати лет. Голова её бессильно сникла на грудь: девочка была чуть жива.

Мы будем сражаться ещё отважней, чтоб спасти наших братьев и сестёр, попавших в беду!

Ким Ен Гир».

* * *

«Командир Чжан!

Наши части, а с ними и моё отделение санитаров, продвигаются вперёд. Народная армия одерживает победу за победой, и скоро американцы и предатели родины будут сброшены в море. Американские бандиты разоблачили себя перед всем миром. Чтобы остановить наше наступление, они двинули на нас отборные кадровые части, авиацию, флот. Нам приходится всё тяжелее; но им никогда не удастся поставить нас на колени. В последнее время американские самолёты начали сбрасывать больше листовок: «Сдавайтесь, и мы обеспечим вас едой и одеждой, найдём вам хороших девушек», «Наша цивилизованная страна будет обращаться с вами по-цивилизованному». Знаем мы их цивилизацию!.. Надеть нам на шею хомут, превратить нас в рабов — вот о чём мечтают эти «цивилизаторы»! Но им следовало бы поостеречься! Нас не так-то легко провести!

А от брата давно уже нет писем…

Ким Ок Пун».

* * *

«Товарищ Чжан!..

Давно я Вам не писал, но, надеюсь, Вы меня извините. Ваше последнее письмо я выучил чуть не наизусть. Вы верно сказали: «Китай и Корея — родные брат и сестра; они связаны неразрывными узами». Спасибо Вам за ободряющие слова, за бескорыстную поддержку. Мы ведём трудную борьбу, но у нас есть замечательные друзья: Советский Союз и Китай, и все честные люди мира сочувствуют нам. Наша вера в победу неиссякаема.

Вы пишете, что кое-что задумали, но пока не хотите мне открыться. А знаете, я догадываюсь, в чём дело. И очень хочу, чтобы Вы поскорее осуществили своё намерение.

Борьба становится всё более ожесточённой. Обстановка, как Вам известно, переменилась. Мы временно отступили.

Позавчера мой отряд вёл рукопашный бой. Защищая высоту, мы трое суток подряд отбивали атаки врага, в десять раз превосходившего нас по численности. Американские самолёты непрерывно бомбят наши позиции; вражеская артиллерия донимает нас ожесточённым огнём. Высота в дыму и пламени. Всё вокруг разбито, искалечено — и деревья, и камни. Но мы хорошо укрепились и продолжаем удерживать высоту. Когда укрытия обрушиваются, мы вылезаем из них, вытираем рукавом глаза, запорошенные пылью, и начинаем рыть новые укрепления.

— Патронов у нас немного, — сказал я бойцам. — Цельтесь хорошенько. Командование приказало не сдавать высоты! Умрём, но выполним этот приказ!

Глаза бойцов светились решимостью.

Не успела ещё осесть пыль от обстрела и бомбёжки, как длинноногие дьяволы полезли в атаку. Бойцы открыли огонь. Американцы не остались в долгу. На высоту снова налетели самолёты, сбросили бомбы, начали обстреливать нас из пулемётов. Завязался жестокий бой. Нашего пулемётчика ранило в руку, но он не стал даже её перевязывать. Кровь струилась из руки на дрожавший от выстрелов пулемёт… Командиру отделения оторвало снарядом обе ноги. Бойцы сделали ему перевязку и хотели унести его с поля боя. Но, едва придя в себя, он закричал:

— Отойдите, не возитесь со мной! Ног у меня нет, но руки-то целы!

И он снова начал стрелять по врагу.

Патроны у нас кончились. Гранат тоже не было. Враг понёс большие потери, но он понимал, что превосходство на его стороне, и упрямо лез вперёд.

Я был ранен в руку, но сначала даже не почувствовал боли.

— Товарищи! За родину! Ур-ра-а! — крикнул я во весь голос и выскочил из окопа. Ощетинясь штыками, отряд двинулся на врага. Наша отвага, наше презрение к смерти были так велики, что враг дрогнул.

Помню, я саданул штыком в грудь американского солдата. Но штык упёрся в кость, и я увидел направленный мне в живот кинжал американского карабина. Я отбросил винтовку, ногой оттолкнул вражеский кинжал и схватился с американцем врукопашную. Мы долго катались по земле, но враг изловчился и, навалившись на меня, схватил за горло. К счастью, подоспел раненый начальник штаба: он со всей силой ударил американца по голове сапёрной лопатой.

Я вывернулся, и тело американца покатилось вниз по склону.

Товарищи мои сражались с врагами один против десятерых. Били их прикладами, кололи штыками, пускали в ход кулаки, ноги, наносили удары головой. Иные, выхватив у врага карабин, тут же открывали огонь. Высота вся была усеяна трупами вражеских солдат. Противник не выдержал нашего натиска и попятился… Мы с честью выполнили задание.