Спастись от опасных мужчин - [93]

То лето, последнее перед моим переходом в старшую школу, я почти все свое время проводила в библиотеке. Я перечитала почти все классические детские книги: серию «Маленький домик в прериях», «Таинственный сад», «Маленькие женщины». Читая роман «Швейцарская семья Робинзонов», я гадала, почему в этой семье не было ни одной дочери, и представляла себе свою собственную семью, которая оказалась где-то далеко-далеко, на таком же необитаемом острове, покинув меня навсегда. Затем я прочла «Остров синих дельфинов», представляя себя на таком же острове, где я снова жила одна. Потом я нашла книгу «Джеймс и чудо-персик» и раз за разом перечитывала ее начало, где говорилось о гибели родителей мальчика Джеймса, которых убил рассвирепевший носорог, – вот они живы и здоровы, а вот жестоко убиты, после чего этого маленького мальчика отослали к его ужасным теткам, бившим и унижавшим его, пока он не освободился и не отправился в путешествие, чтобы повидать мир. Я потратила несколько часов, страница за страницей читая «Из архива миссис Бэзил Э. Фрэнквайлер», с восторгом представляя себе, как, подобно героине книги Клодии Кинкейд, сбегаю в Нью-Йорк вместе с братом и прячусь в Метрополитен-музее.

Затем я перешла в раздел книг для взрослых и прочитала многие десятки книг, действие которых происходило в самых разных временах и исторических периодах. В то время я никогда ни с кем не разговаривала по собственной инициативе. Мне не нравилось, когда другие посетители библиотеки отпускали замечания по поводу моей полной погруженности в книгу, которую я читала, или по поводу ее впечатляющей толщины, как будто я была собакой, которая раздобыла особенно крупную кость. Я чувствовала себя не в своей тарелке, когда мне приходилось говорить, не любила общества посторонних и взрослых. Я терпеть не могла, когда на меня кто-то смотрел, кто-то меня замечал, и потому завела привычку читать книги, сидя не в удобном кресле в читальном зале, а на тонком ковровом покрытии где-нибудь в укромном углу, вдали от всех остальных.

В тот период моей жизни я доверяла только книгам. И больше ничему и никому. Даже себе самой.

Была одна категория книг, которая привлекала меня больше любой другой. «Собор Парижской Богоматери», «Граф Монте-Кристо», новелла Эдгара Аллана По «Бочонок амонтильядо», «Кэрри» Стивена Кинга. Уже тогда я думала о людях, которым причинили зло, и о тех, кто причинял зло сам. Уже тогда я задавалась вопросом о том, не делает ли желание сделать что-то плохое злым людям и меня саму такой же, как они, а также о том, не все ли мне равно, если это и так. Уже тогда я думала о Карсоне Питерсе и Джордане Стоуне, о людях, описанных в книгах, и о куда более многочисленных людях в реальном мире, которые замышляли или замышляют зло. И мне было тошно оттого, что я всего-навсего нескладная девочка-подросток, которая ни разу никого не спасла.

Я позволила моим родителям умереть, и я ничем не смогла помочь моему брату.

Я подвела всех, кто был мне дорог.

От героев моих любимых книг меня отделяло то, что, в отличие от них, я была бессильна помочь даже самой себе, не говоря уже о других. В то время меня переполняло множество различных негативных эмоций, но хуже всего было чувство собственного бессилия. Мне было от него так тошно. Каждое утро я открывала глаза, думая о том, как свои глаза открывают и Джордан Стоун, и Карсон Питерс, представляла себе, как они завтракают, ходят, разговаривают, смеются. Сама я мало говорила с людьми. В основном я читала, думала и вспоминала. И по мере того, как я читала книги, по мере того, как проходило лето, я начала ненавидеть себя немного меньше, чем прежде. За это я должна была благодарить книги. Тем летом книги спасли меня. Если бы это зависело от меня, я бы никогда не покинула библиотеку. Но лето закончилась, и начались занятия в школе.

С самого первого дня в школе мне было тяжело заводить друзей. Мне казалось невыносимым болтать о мальчиках или жаловаться на домашние задания по биологии. Я делала вид, что мне это интересно, но другие замечали, что на самом деле мне на все это плевать. Я вошла в школьную команду по футболу, возненавидев футбол. И несмотря на то, что я была хорошенькой и спортивной, другие ученики навесили на меня ярлык нелюдимки и белой вороны. Проблемы начались сразу, в первые же недели моей учебы в девятом классе. Один из мальчиков во всеуслышание объявил, что люди, с которыми я живу, – не мои настоящие родители. В тот день Хэммонды присоединились ко мне в беседе с директором школы, который объяснил, что, хотя стычки на школьной площадке для игр и являются ожидаемыми, ненормально, когда ученик покидает школу, нуждаясь в наложении швов, даже если ссору спровоцировал он сам.

Хэммонды отвезли меня домой и поговорили со мной о том, что надо научиться владеть собой. Несколько недель спустя их снова вызвали к директору. Другой мальчик, другие обстоятельства, но исход тот же.

– Никки пережила ужасную трагедию, – признал директор. – И, насколько я понимаю, жизнь, которую ей пришлось вести в ее предыдущей приемной семье, была… очень нелегкой. Мы все хотим ей помочь, но ведь она же воткнула заточенный карандаш в руку этого мальчика примерно на дюйм. А что, если бы это была не рука, а глаз?