Спастись ещё возможно - [11]

И в этот день было как всегда. Небольшой зал кабинок на десять был заполнен на одну пятую, но персонал использовался “на полные сто”. В самом ближнем к барной стойке отсеке сидело человек восемь основательно пьяных мужчин и несколько разнузданных женщин. Дым, что называется, стоял коромыслом, хотя время было еще совсем детское: чуть больше двух пополудни. Мужики орали на разные голоса, женщины визжали, официанты сновали туда-сюда, а сверху по мозгам дубасил оторванный голос певца. Стол ломился от закусок и выпивки, но клиенты то и дело требовали все новые сациви, бастурму или хинкали с каурмой. На самом деле все грузинские мясные блюда жарились здесь на одной сковороде из одного же куска свинины (даже куриный сациви), приправлялись штатными приправами с ближайшего мини-рынка, но стоили и назывались по-разному. Однако, знатоков-гурманов тут не водилось. В добавок к дрянной местной водке стремуткинская свиная поджарка запросто сходила за тбилисское чахохбили из отборной говядины...

В самой дальней кабинке совершенно незаметно сидели два человека, перед которыми стояла одна лишь бутылка минералки да два опустевших стакана. Мужчины казались расслабленными и полностью погруженными в свои сугубые думы. Лишь опытный искушенный взгляд сумел бы определить в них профессионалов, причем не за праздным занятием, а на задании, но таковых рядом не наблюдалось… У одного из них чуть слышно засигналил пейджер. Он молниеносным движением достал его из кармана, взглянул на дисплей, после чего кивнул напарнику. Они молча встали и разошлись в стороны: один быстро скрылся за дверью ватерклозета, а второй твердым уверенным шагом проследовал в служебные помещения. Он миновал кухню и остановился у крытой белым пластиком дверью, на которой красовалась табличка с затейливой надписью, сплошь состоящей из завитушек: “Гендиректор”. Рука его, прежде чем постучать, на секунду застыла в воздухе. В это мгновение его лицо несколько деформировалось и приобрело черты нескрываемой тупости, свойственной многолетним работникам бумажных канцелярий, и, одновременно, беспрекословную строгость начальника этой же самой канцелярии. Он постучал и, не дожидаясь ответа, вошел.

— Парфенов из администрации, — скорее гавкнул, чем сказал он, — ваш новый куратор. Прошу уставные документы и прочее...

— Позвольте, — полный мужчина в кресле, по всем признакам директор, слегка привстал, — а где же Викентий Андреевич?

— Уволили за взятки, — строго сказал Парфенов. — Сейчас он взят под стражу и дает показания.

Директор бессильно рухнул в кресло и побледнел. Глаза его забегали из стороны в сторону. Он как будто пытался проникнуть взглядом сквозь толщу пространства и прочитать ту бумагу с показаниями Викентия Андреевича, о которой только что упомянул неожиданный визитер.

Между тем, Парфенов вольготно расположился в кресле напротив хозяина и вытянул в его сторону указательный палец:

— На вас много жалоб, господин Пуговкин.

— Пуговицын, — механически поправил тяжело дышащий директор.

— Это не меняет дела, — сказал Парфенов, — а дела ваши, отмечу — хреноваты. Уже прибыли сотрудники ГОВД, пожарники и санэпиднадзор. Тараканы у вас!

— Тараканы? — переспросил Пуговицын и достал из стола таблетки. — Тараканы? — переспросил еще раз и съел сразу пять штук, не запивая.

— Только давайте без ритуальных самоубийств и харакири, все равно откачаем, — раздраженно махнул рукой Парфенов и вдруг резко привстал: — У вас три минуты, на то, чтобы собрать весь свой персонал для беседы, здесь в кабинете. Возможно, на первый раз обойдемся просто предупреждением.

— Предупреждением? — с шумом выдохнул воздух Пуговицын и засуетился. — Ну, конечно! Сейчас, все устрою. Сей момент. Только клиенты в зале. Как же быть?

Он вопросительно посмотрел на собеседника.

— Это вы о выездной сессии филологов в вашем заведении? — спросил Парфенов, кивнув головой в сторону двери, и успокоил: — Они посидят пока сами, участковый за ними присмотрит. А вообще, на будущее, мой вам совет, — Парфенов пристально посмотрел в масляные глазки готового к всяческому сотрудничеству Пуговицына, — приглашайте лучше офтальмологов, или на худой конец, бедуинов — меньше будет хлопот.

— Ну конечно, конечно, всенепременно, — захихикал Пуговицын и убежал выполнять поручение.

Через три минуты зал покинули все официанты и бармен. Даже вышибала в фойе оставил свой пост. Его место тут же занял некто, подошедший с улицы в форме лейтенанта милиции. Между тем, в кабинке продолжали отдыхать, что называется, “по полной программе”. Кто-то разгоряченный, в расстегнутой до пупа черной рубахе, сновал по залу и нетвердым языком вопрошал:

— Эй, халдеи? Вы чего, заторчали? Я вам жуду подгоню, в натуре...

Он вывалился в фойе и уперся прямиком в грудь милиционера. Секунду он, покачиваясь, рассматривал его, ухватив себя за массивный золотой ошейник, потом отмахнул в его сторону кистью правой руки:

— Эта, мы не заказывали... то есть не вызывали.

Милиционер спокойно, но жестко, ухватил его под руку, повернул к двери ватерклозета и втолкнул внутрь, сказав на прощание:

— Вам сюда, гражданин, освежитесь.