Спасите наши души - [47]

— И болтун же ты, Савиных! — сказала Катя. — Не успеешь свой стих за перерыв напечатать, а бюл­летень давно вывешивать пора. От руки знаки про­ставишь. Еще лучше будет.

Но Савиных никак не мог успокоиться:

— Нет, совсем для чувств не приспособленная машинка. Ну хорошо еще машинка, а если человек такой? Хочет спросить, хочет крикнуть, выругаться хочет, а у него в голосе ни восклицательного, ни во­просительного, один параграф. Басню такую напи­сать можно, я попробую.

— Ох, болтун! — еще раз сказала Волохина. — Может, скоро машину такую сконструируют: сама не то что печатать — стихи сочинять будет.

— Вполне возможно! — согласился Савиных. — Сейчас тоже такие стихи встречаются, будто их ма­шина писала. Тогда уж сразу еще одну машину на­до бы построить, которая эти стихи будет читать.

— Ну ладно! — перебила Волохина. — Ты по­том эту машину сконструируешь. А сейчас стих кон­чай печатать. Тем более Конькова пришла, а нам с ней поговорить нужно.

— Садись, Конькова, — сказал Савиных, оторвав­шись от машинки, и подмигнул Асе. — За стул дер­жись, разговор с тобой будет серьезный.

— А что? — сказала Ася. — Списки я принесла, вот они. Задержала немного, но раньше никак не могла. Еще что-нибудь нужно?

Катя просмотрела список, а потом проговорила каким-то не своим голосом:

— Да понимаешь, ерунда какая-то... В общем та­кое дело... Даже не знаю, как сказать...

— Очень просто, — перебил Савиных, — сейчас я ей все сам скажу. Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить вам пренеприятное известие. Ревизор к нам не едет, а на вас, гражданка Конькова, проживаю­щая там-то и там-то, член ВЛКСМ, незамужняя, несудимая, — вы только не волнуйтесь! — на вас по­ступил донос.

— Ну, что ты такое говоришь? — вскинулась Катя Волохина. — Заявление нам прислали. За-яв-ле-ние! Дело серьезное, а ты все шутишь.

— Нет, я не шучу, — сказал серьезно Савиных. — Когда на бумаге стоит подпись, такую бумагу мож­но назвать заявлением, а когда на бумаге подписи нет, тогда, извини, получается, что я правильно ска­зал. Академика Крылова воспоминания не читала? — спросил он, поворачиваясь к Кате Волохиной.

— Ну при чем тут какой-то академик?

— Не какой-то, а знаменитый кораблестроитель. Ему однажды прислали на его подчиненного кляузу без подписи: «Расследовать!» А он на ней и написал:

«По закону Петра Великого, кто на кого напишет, а подписи своей не поставит, то такой бумаге ни веры, ни ходу в Российском государстве не давать, а сжечь ее на площади рукой палача». Цитирую по памяти, но за смысл ручаюсь.

— Господи! — сказала Катя. — Как с тобой все-таки трудно! Ты же не академик и не Петр Ве­ликий!

— Но ведь я и не требую, чтобы ты разложила здесь костер. А анонимку обсуждать не хочу, — твер­до сказал Савиных.

— А кто собирается обсуждать? — спросила Во­лохина. — У нас, по-моему, сейчас комитет не засе­дает, мы с тобой двое — это еще не кворум, но по­скольку Конькова зашла и поскольку такое письмо у нас имеется, должны мы с ней поговорить или не должны? А по-твоему как?

— Может, вы мне все-таки скажете, в чем де­ло? — спросила Ася тревожно.

— Видишь ли... — осторожно начала Волохина. — Ты только не думай, что мы этому поверили, но по­нимаешь...

— Ну, чего ты темнишь? — решительно перебил Савиных. — Дай ты ей эту бумажку своими глазами прочесть. Документ яркий! Пусть сама прочтет, сама порвет, и все тут!

Катя Волохина протянула Асе тетрадный листок. На нем было написано незнакомым, почти печатным почерком без точек и запятых:

«Сигнал на гражданку Конькову

Поимейте в виду что Конькова Ася которая ра­ботает на вашем заводе и считается как будто она сознательная комсомолка ходит в церковь и была в прошлое воскресенье у обедни еще про нее во дво­ре знают что она гуляет сразу с тремя один техник ходит в узких брюках и модных туфлях настоящий стиляга с какими надо бороться как и призывает на­ша печать другой студент вместе с ней хулиганил пе­ред церковью обижал ребенка калеку собралась толпа пришлось на эти их незаконные действия ми­лицию вызывать а с третьим которого во дворе не знают откуда и кто он но все же видели что она це­луется в подъезде а что еще между ними есть пока неизвестно но только вы не пройдете мимо и выведе­те ее на чистую воду таких которые свои грехи ходят в церковь замаливать надо из комсомола гнать на­деемся что вопрос этот не останется на мертвой точ­ке зрения к сему подпись».

Но подписи к сему не было. Вместо нее стояла закорючка и жирное пятно от пальцев, исписавших этот лист.

В бесконечной фразе Ася услышала знакомый го­лос.

— Прочитала? — спросила Волохина. — Да ты не волнуйся, поговорим спокойно. Кто бы это мог напи­сать, как ты думаешь?

— Понимаете, ребята, — растерянно сказала Ася, глядя на Катю и Сергея широко открытыми довер­чивыми глазами, — все это, конечно, совсем не так, но здесь, написана правда.

— То есть как это правда? — вскинулся Сави­ных. — Чего ты на себя наговариваешь? Ты что, дей­ствительно ходишь в церковь?

— В прошлое воскресенье была.

Катя Волохина всплеснула руками.

— Ну, знаешь ли, — сказала она с отчаянием, — никак я этого от тебя, Конькова, не ожидала. Деся­тилетку кончила, старая комсомолка, цеховой культсектор, в университет культуры записалась...