Спаси меня - [5]

— Что нового?

Анджела рассказала, как провела день. Обо всем она говорила с насмешкой и иронией. Она считала, что окружающий мир враждебен, ненавидела сочувствие и никому не позволяла себя жалеть. У нее не было настоящей семьи. Сразу после рождения ее подбросили в приют в одном маленьком городке в Нью-Джерси. Она росла трудным, замкнутым ребенком, и ее постоянно передавали из одной приемной семьи в другую. Сэм потратил немало времени, чтобы завоевать ее доверие. Анджела уже давно лежала в больнице, и он иногда просил ее поговорить с другими детьми, с теми, кто был младше ее, чтобы успокоить их перед операцией.

Глядя, как Анджела смеется, Сэм снова подумал: трудно поверить, что прямо сейчас раковые клетки распространяются в ее крови. Девочка была больна тяжелой формой лейкемии. Было уже две попытки пересадить костный мозг, но ее организм оба раза воспротивился этому.

— Ты подумала о том, что я тебе сказал?

— О новой пересадке?

— Да.

Болезнь Анджелы достигла той стадии, когда только пересадка могла остановить появление метастаз в печени и селезенке. Без операции девочка была обречена.

— Не знаю, доктор. Не уверена, что выдержу. Мне снова будут делать химиотерапию?

— К сожалению, да. И тебя снова переведут в стерильный бокс.

Некоторые коллеги Сэма считали, что он зря упорствует и лучшее, что можно сделать, — это позволить девочке спокойно прожить отпущенное время. Ее организм уже измотан, и вероятность того, что новая пересадка окажется успешной, была не больше пяти процентов. Но Сэм так привязался к Анджеле, что просто не мог сидеть сложа руки.

«Я буду пытаться, даже если у нее один шанс на миллион».

— Я еще подумаю.

— Ладно. Не торопись. Тебе решать.

На Анджелу нельзя было давить. Она была храброй, но все-таки не железной. Сэм просмотрел и подписал записи в ее карте, сделанные в этот день. Он уже собирался уходить, когда девочка вдруг сказала:

— Доктор, подождите.

— Да?

Анджела щелкнула мышкой, принтер зажужжал и выдал листок со странным рисунком. Сэм предложил Анджеле заняться каким-нибудь творчеством, чтобы отвлечь ее от постоянных мыслей о болезни, и она выбрала рисование.

Девочка протянула Сэму листок.

— Вот, это вам.

Сэм с удивлением рассматривал рисунок. Пурпурные и коричневые завихрения, широкие переплетенные линии напомнили ему работы Федерики. Анджела впервые нарисовала что-то абстрактное. Он хотел спросить, что означает этот рисунок, но удержался, вспомнив, что его жена терпеть не могла таких вопросов.

— Спасибо, я повешу это у себя в кабинете.

Он сложил рисунок и убрал в карман халата. Он знал, что Анджела не любит, чтобы ее хвалили.

— Спокойной ночи, — сказал Сэм, направляясь к двери.

— Я скоро сдохну, правда?

Сэм замер на пороге, потом повернулся. Анджела снова спросила:

— Я сдохну без этой чертовой пересадки?

— Да, — наконец ответил он. — Риск, что ты умрешь, очень велик.

Он помедлил несколько секунд и добавил:

— Но этого не случится. Я тебе обещаю.

Пятая авеню, кофейня «Старбакс», 16.39

— Будьте добры, большой капучино и маффин с черникой.

— Одну минуту.

Выполняя заказ, Жюльет посмотрела в окно. Снегопад закончился, но город все еще оставался в плену холода и ветра.

— Вот, пожалуйста.

— Спасибо.

Жюльет украдкой взглянула на часы, висевшие на стене. Еще минута — и ее смена закончится.

— Эспрессо макиато и бутылку «Эвиана».

— Одну минуту.

Последняя клиентка, последняя рабочая смена, и через два дня — прощай, Нью-Йорк. Жюльет протянула заказ безупречной бизнес-леди, и та, даже не поблагодарив, повернулась к ней спиной.

Встречая на улице или в кафе таких обитательниц Нью-Йорка, Жюльет всегда разглядывала их с любопытством и завистью. Разве могла она соперничать с этими стройными целеустремленными женщинами, словно сошедшими со страниц модных журналов, которым известны все пароли и правила игры?

«Они — моя полная противоположность, — думала Жюльет. — Блестящие, спортивные, решительные. Они держатся уверенно, знают, как подчеркнуть свои достоинства, умеют играть в эти игры…»

И кроме того, все они были financially secure. То есть у них была хорошая работа и приличная зарплата.

Жюльет вышла в подсобное помещение, переоделась и вернулась в зал, немного разочарованная тем, что никто из тех, с кем она работала, не пожелал ей good luck на прощание. Она помахала рукой девушке, стоявшей за стойкой, но та в ответ едва кивнула. «Я что, невидимка?»

Жюльет в последний раз прошла через длинный зал. Она уже открыла дверь на улицу, когда кто-то окликнул ее по-французски:

— Мадемуазель!

Жюльет обернулась и за столиком у окна увидела седого мужчину с аккуратной бородкой. Все в его облике дышало силой. Он был немолод, но так широкоплеч и высок, что мебель в кафе казалась кукольной. Жюльет знала его. Он иногда заходил сюда поздно вечером. Временами, когда управляющего не было на месте, Жюльет разрешала ему войти вместе с собакой, огромным черным догом, отзывавшимся на странную кличку: Куджо.

— Я пришел попрощаться с вами, Жюльет. Я понял, что вы скоро уезжаете во Францию.

— Как вы узнали?

— Просто услышал, — ответил он.

Ей было спокойно рядом с ним, и в то же время в нем было что-то пугающее. Странное ощущение.