Спасенный рудник - [60]

Раньше чем постучаться к Корчмареву, Тарасов постоял напротив окон его дома. Не хотелось, чтобы разговор состоялся в присутствии лишних свидетелей. Только убедившись, что посторонних нет, он толкнул дверь.

Корчмарев встретил его относительно приветливо, особенно когда убедился, что Тарасов один, без сопровождающих. Пригласил раздеться и провел^в рабочую комнату, большую часть которой занимал стол, заваленный какими-то книгами, — записями, чертежами. Заговорил первым.

— Как бы я вам, и вам лично и Польникову, ни сочувствовал, поймите, не могу ввязываться. Но вот уже не первый день сижу над работой, готовлю статью в журнал о некоторых опытах, практически проведенных на здешней фабрике, и не получается.

— Почему же? — дружелюбно спросил Тарасов.

— Сосредоточиться не могу. На душе буря!

— Зря. Вы, как я слышал, человек больной. Быть может, и правда было бы лучше поехать куда-нибудь подлечиться, тем более что текущие дела рудника сейчас вас не должны были бы особенно волновать. Во всяком случае, официально ответственности за все происходящее вы не несете.

— Нет. Не знаю. Пожалуй, мы оба очень зря сюда приехали. Вы — потому, что по молодости и горячности ввязались в эту драку, а я — потому, что не горняк. Рассчитывал, что налажу образцовую фабрику, а на шахтных работах думал иметь хорошего заведующего горными работами.

— Но ведь главный инженер треста тоже не горняк, а один из наиболее известных в стране металлургов золотой промышленности.

— Сравнили. У него опыт. Он в сто раз хитрее и умнее меня. При любых обстоятельствах выйдет сухим из воды и с начальством не поссорится.

Тарасов ответил, уже сбившись с тона:

— Боюсь, что на вас он очень серьезно обидится, если узнает о такой точке зрения, и хорошо, если обида не будет высказана вслух.

Корчмарев сделал вид, что не слышал реплики, и продолжал говорить как бы для себя:

— Вот и вас я понимаю только наполовину. Конечно, вы чувствуете себя героем — геолог, сумевший нащупать причины катастрофы рудника и, мало — этого, на практике проверивший свои теоретические построения. Это здорово… Но зачем все остальное? Зачем вам лично понадобилась комедия с выпивкой у Устинова в бараке.

Если бы Тарасов не понимал, что открытое излияние чувств может сорвать намеченные переговоры, и если бы не дал себе слова выдержать, попробовать понять, чем дышит Корчмарев, то дело уже в этот момент кончилось бы плохо. Но он стерпел и слушал дальше:

— Мне известно, что уже сработали борзописцы. Доложено, что якобы вы и Польников упились до полусмерти в гостях у старателей, безобразничали, поносили Руководство треста и так далее. Не пойму… Ведь у вас же семья! Ну хотя бы меня позвали, болтовня была бы поменьше.

— Вы же больны.

— А сегодня, что же я, по-вашему, выздоровел? Пришли уговаривать меня целиком перейти на вашу сторону. Наверное, скажете, что мое поведение недостойно коммуниста, и будете разъяснять, как необходимо сейчас собственной властью отменять решения треста или еще хлеще — деконсервировать шахты…

— И да и нет.

— Что да и что нет?

— Не собирался и не собираюсь уговаривать переходить на какую-либо сторону. Если интересует мое личное мнение, пожалуйста. Считаю, что представление с болезнью действительно является затянувшейся комедией, понятной любому ребенку на руднике, да еще и не слишком достойной для ее главного действующего лица. Больше того, не могу поверить, что у вас при всем происходящем может быть спокойной совесть; думать же, что она нечиста, не имею оснований. Да, пожалуй, в противном случае я сюда и не пошел бы.

— А если я вам сейчас покажу на дверь?

— Не уйду. Вы оскорбили ни в чем не виновных стариков, хотя и сказали то, что думали; я ответил вам тем же — сказал то, что думаю.

— Да! Пожалуй, квиты, — переходя на шутливый тон ответил Корчмарев, — но что же да?

— Давайте решать вопрос о деконсервации шахты «Параллельной».

— Здорово. Как говорят, быка за рога. Я знаю, что ее очень усиленно расхваливали старики. Я там был перед самым затоплением и, признаюсь, ничего отличного от других шахт, кроме разве беспорядочности горных работ, не заметил.

— Тем более.

— Михаил Федорович! Поймите меня. Признаюсь честно, с каждым часом все больше сочувствую вашей затее, от души хочу удачи. Но что я сейчас могу сделать. Акт о консервации утвержден трестом. Если будет оттуда разрешение, помогу во всем. Дам расчеты, укажу оборудование, помогу сообразить, как все сделать быстрее. Опыт откачек, даже аварийных, у меня есть.

— Ловлю вас на слове. Акт о консервации я взял у Польникова и принес. Вот он. Давайте будем считать или, быть может, лучше проверим те расчеты, которые сделаны?

— Давайте проверим.

Корчмарев углубился в бумаги, переданные ему Тарасовым; потом начал рыться в своих бумагах; считал, сравнивал, делал какие-то поправки.

Тарасов с интересом следил за Корчмаревым. Сейчас перед ним был совершенно другой человек, ничего общего не имевший с тем, что жил по принципу «как бы чего не вышло». Наконец проверка была закончена.

— Здесь почти все правильно. Правда, не учтены резервные насосы. Я это исправил и указал, где их взять, хоть сегодня. Все остальное оборудование стоит на месте, состояние его удовлетворительное. Демонтировать не успели. Восстановить электропроводку, подключить и можно начинать в любой момент. Посылайте в трест. Если разрешат, я кончу болеть. Считайте, что перешел в вашу веру.