Спасенный рудник - [28]

На берегу уже накопилось множество бревен и дров. Приближалось время сплава, а потом и возвращение в ненавистную колонию… Правда, можно уйти отсюда. Сделать это было бы относительно просто и не такому опытному таежнику, каким был он. Но куда? Как отнесутся к его появлению «хозяева». Знают ли они, что он никого не выдал, или, напротив, какой-нибудь очередной провал отнесли на его счет. В последнем случае, думал Макаров, его ждала неминуемая, жестокая, беспощадная расправа. Приходится ждать весточки… Конечно, расправа могла произойти и здесь. О таких случаях он знал, но это было маловероятно. Слишком уж крепко он держал в руках всю бригаду. А вот в колонии, куда время от времени присылают новеньких, дело другое.

Все же исподволь Макаров накопил запас сухарей, сахара, табаку на неделю-полторы. В складки широких штанов надежно запрятал отличный охотничий нож. Конечно, этого недостаточно для одинокого путника в горах и в лесу, но в случае ухода можно добыть оружие посерьезнее. В мешок бригадир сунул запасные ичиги, подшитые двойным слоем выделанной конской шкуры. Все это, или почти все, было выиграно в карты.

Исчезновение бригадира заметят в первые же сутки. А достаточно ли нескольких часов, чтобы оторваться от возможной погони? Сомнительно… Да и долгожданной весточки все нет.

Что же делать?.. Прикинуться человеком, окончательно подчинившимся Советской власти? Надеяться на досрочное освобождение? Сказал же начальник колонии, что ходатайствует о значительном сокращении его десятилетнего срока заключения за добросовестную работу…

Макаров не мог найти ответа… Безразличие к опасностям боролось со страхом, стремление мстить — с сознанием бессмысленности риска; тяготило и одиночество. Всю жизнь считавшийся только с собой, со своими личными желаниями, он все более остро чувствовал зависимость от событий и людей.

7 По заявкам

После отлично проведенного обследования старых разведок близ Кисовки Тарасову поручили руководство всеми контрольными разведками заброшенных рудников для решения вопроса об их восстановлении или окончательной консервации. Большую часть времени он проводил в поездках. Его можно было встретить в самых различных районах Прииртышья, с самыми различными людьми.

Поездки совершались по большей части на ходке или верхом, зимой на розвальнях по льду застывших рек; потом удалось достать старенький газик — полуторку, и Тарасов, сидя за рулем по очереди с шофером, прокладывал новые и новые маршруты по самым, казалось бы, неезженым местам.

…Телеграмма с рудника Манко (недалеко от озера Зайсан) принесла сообщение, что после оползня на одном из склонов в долине обнажились старые, ранее неизвестные горные выработки и серия рудных жил, не отмеченных на планах. Предстояла поездка для обследования— осмотра и опробования подарка, преподнесенного самой природой.

Тарасов знал глубокое ущелье, на дне которого располагался маленький рудничный поселок Манко. Откуда бы ни подъехать к нему — снизу по речке или сверху через перевал, картина была одинаково неприглядной.

Долина ничем не отличалась от бесконечного числа ей подобных. Неширокая пойма, покрытая смешанным лесом, с извивающимся по ней потоком; пологие увалистые склоны, заселенные пихтой и лиственницей; водоразделы с огромными многовековыми кедрами. По мере приближения к верховьям склоны становились круче, то и дело начинали попадаться рыжие или серые полосы каменистых осыпей, полностью лишенные растительности; здесь деревья были мельче, кедры исчезали. Все громче становился голос потока, журчащего по камням; там, где сохранился травянистый покров, проглядывали обычные алтайские фиалки, незабудки, горечавка, а между пнями деревьев и кустарниками — пионы Цветы окрашивали луговины и полянки то в голубой, то в фиолетовый, то в малиново-красный цвет. За крутым поворотом долины картина резко менялась. Сказывалась близость жилья — только редкие пеньки напоминали о былом лесном богатстве, но быстро исчезали и они. То голые, то скалистые, то одетые сплошным покровом каменистых или щебнистых осыпей склоны круто поднимались к небу и закрывали его настолько, что обычное понятие «горизонт» становилось бессмыслицей. Голубая или разукрашенная пятнами облаков бирюзовая полоса казалась крышей от сказочного каменного корыта, выход из которого закрывал поворот долины.

На склонах лепилось несколько домов. Разбросанные на высоких каменистых террасах, дома по окраске почти сливались с ними. Общий рыжевато-серый фон нарушало несколько труб, сложенных светлым кирпичом. Самая высокая принадлежала обогатительной фабрике, наполнявшей долину непрерывным зловещим скрежетом. Ночью, когда исчезали тени, дома и трубы становились совсем незаметными.

В нескольких местах на склонах зияли черные отверстия входов в штольни — горизонтальные выработки, уходящие в гору. Руда или пустая горная порода, погруженная в вагонетки, тележки, тачки, любым способом доставленная из глубины горы к устью штольни, может быть сброшена на склон либо перегружена для дальнейшей транспортировки. Выгодность/такой организации разработок настолько очевидна, что всегда, когда позволяют рельеф и условия залегания полезного ископаемого, стараются прибегать именно к штольням.