Спасенный рудник - [22]

— Ага. Раз так, то вы признали и наличие некоторых закономерностей. А ведь в россыпях куда больше случайности, чем в рудных месторождениях, конечно, если эти месторождения изучены.

— Хорошо, — ответил Часовников. — С россыпями я, может быть, и не совсем прав. Пример неудачен. Но уж с рудой! Тут я никак не могу согласиться. Конечно, есть и исключения. Кто из горняков не знает, что на многих свинцовых, медных и даже железных рудниках самые большие залежи соответствуют хорошо растворимым породам, например тем же известнякам. Но это, батенька, не золото.

— Нет. Тут можно серьезно поспорить. Вы правы только в одном, что у нас еще очень многое не изучено. Но вы же в этом и виноваты. Если не вы лично, то такие, как вы. Хозяева не далеко уходили от старателей, лишь бы вырвать что побогаче. Вы науку терпели как неизбежное зло, вроде того как пришлось терпеть рабочие союзы.

— Но мы же и содержали всю науку.

— Ой ли!

— Примеров сколько угодно. На Урале в таких же самых местах при молчаливом согласии хозяина и на его жалованье изволил работать небезызвестный академик Федоров. А от его трудов прибылей было немного.

— Федоров — гордость всей мировой науки, а вы полчаса назад рассказывали, что некогда было даже поинтересоваться результатами собственных разведок. Хотя великолепно знали, что являетесь не только хозяином, но и единственным более или менее образованным человеком— специалистом среди массы кустарей.

— Зачем же так зло? Правда, от наших сотрудников в тресте я не раз слышал, что вы, Михаил Федорович, при любом случае не против поагитировать. Только меня, знаете ли, давно сама жизнь сагитировала. Был богат. Правда, не слишком… Ну а вот теперь вместе с вами честно работаю, паек продовольственный по карточкам получаю.

— Да. Я считаю вас знающим и по-своему довольно честным человеком. Вы проиграли. Поняли, что проиграли. А то, что вы сейчас работаете вместе с нами, это не подвижничество. Нет. Это необходимость. Извините, мне стало очень неприятно, когда я услышал, что работу многих людей, свои собственные планы, наконец, можно променять на карточную игру и не стыдиться этого.

— Я не все рассказал. Может но будет смягчить.

— Не знаю.

— Понимаете. Санташ как раз Меня это окрылило. Я собрался поехать за границу. Меня шикарно проводили в Усть-Каменогорске… Ехал с бубенцами, на скаку меняли лошадей… Домчали до Семипалатинска. Как полагалось в таких случаях, устроили прощальный ужин в ресторане. Засел играть в карты. Мне чертовски повезло. Это продолжалось несколько дней. Везло так, что неудобно было прекращать игру. Потом фортуна изменила, и так же чертовски стало не везти. Все это продолжалось почти две недели, а когда я начал немного отыгрываться, даже заказал готовить лошадей, началась ваша революция…

— Вы сказали, что два куста сразу. В одной выработке?

— Нет. Хотя и по одной жиле. Только на разных горизонтах. Один. взяли в шахте, другой — в штольне. Так, знаете, почти что один под другим.

— И это вас не удивило?

— Что именно? Ах, что два сразу. Да, конечно, это была исключительная редкость.

— Не то.

— А что же?

— Но ведь кусты были «почти один под другим»!

— Не понимаю вас.

Мне кажется, что это могло быть если не полной разгадкой, то, во всяком Случае, ключом к разгадке. Выходит, что то были не кусты, а столбы или столбы из кустов.

— Едва ли.

— Посмотрите. Вот так.

Тарасов снова принялся рисовать на земле, рассказывая о том, как горячие водные растворы поднимались к поверхности от застывающего где-то на глубине очага магмы; они заполняли трещины, откладывая по мере остывания те или иные минералы. Но вместе с тем внутри очага накапливались резервы, дававшие пищу новым порциям растворов, хотя и другого химического состава. Очаг пульсировал, а одновременно развивались трещины в окружающих горных породах. Уже залеченные, они могли раскрыться вновь, а рядом появлялись новые трещины. Жила, пересекая какой-то участок наиболее податливых к растрескиванию или химически активных горных пород, расплывалась в них. Иногда же она разбивалась какими-то нарушениями более позднего периода. По таким ослабленным участкам или нарушениям устремлялись новые порции растворов. Они могли опять нести золото и осадить его, образовать кусты.

— Возможно. Ну и что же, — перебил его рассуждения Часовников.

— А то, что если даже теперь найти на планах точное месторождение возможно большего числа кустов да подумать над ними, то жилы начнут слушаться.

— Точных планов у нас никогда не было. Их составляли лишь для горнадзора. Полагалось. Я держал одного маркшейдера на все рудники для отвода глаз да для удобства исчисления налогов. А что касается кустов, так мы скрывали от посторонних и факты находок кустов, и даты, и правильное название жил, на которых они находились.

— Это зачем же?

— А вдруг придется продавать рудник?

— Ну?

— Это, батенька, целая наука. Уметь продать рудник или прииск, когда он вам стал в тягость или когда уж очень понадобились деньги, дело не простое.

— Мне кажется, что и для этой цели хорошие планы могли бы годиться.

— Как раз наоборот. Тут годится только одно — умение разговаривать с покупателем и горным начальством.