Спасение Рафаэля Сантьяго - [8]

* * *

Это произошло вскоре после того, как Рафаэль всю ночь носил на шее крестик, не вскрикивая и не выказывая каких-либо признаков дискомфорта. В конце ночи, когда он снял его, у него на груди остался слабый след, как долго заживающий ожог, и все.

— Что ж, — сказал Магнус. — Отлично. Ты готов! Давай навестим твою маму.

Он послал ей сообщение, чтобы она не беспокоилась и не приходила, что он использовал всю магию, какую только мог, чтобы спасти Рафаэля, и его нельзя беспокоить, но он знал, что это не удержит ее навсегда.

Выражение лица Рафаэля было пустым, когда он возился с цепочкой в одной руке — его единственный признак неуверенности.

— Нет, — сказал он. — Сколько раз ты еще собираешься недооценивать меня? Я не готов. Даже близко нет.

Он объяснил Магнусу, что хотел сделать следующим.

— Помогая мне, ты делаешь хорошее дело, — на следующую ночь сказал Рафаэль, когда они приблизились к кладбищу. Его голос был практически бесстрастным.

Магнус подумал, но не сказал: «Да, потому что были времена, когда я был отчаяннее, несчастнее тебя и уверенней, что у меня нет души». Люди помогали ему, когда он нуждался в помощи, потому что ему это было нужно, и другой причины не было. Он вспомнил, как Безмолвные братья пришли за ним в Мадриде и показали ему, что все еще есть способ жить.

— Тебе не нужно быть благодарным, — вместо этого сказал Магнус. — Я делаю это не для тебя.

Рафаэль пожал плечами — плавное легкое движение.

— Тогда ладно.

— Я хочу сказать, что ты можешь быть благодарным иногда, — сказал Магнус. — Ты мог бы время от времени убирать квартиру.

Рафаэль задумался над этим.

— Нет, не думаю, что буду этого делать.

— А я думаю, что твоей маме следовало тебя пороть, — сказал Магнус. — Часто.

— Мой отец однажды ударил меня, еще в Сакатекас, — небрежно проговорил Рафаэль.

Раньше он не упоминал о своем отце, и Гваделупе не говорила о муже, хотя Магнус знал, что у него было несколько братьев.

— Правда? — Магнус старался, чтобы его голос сохранял нейтральный и ободрительный тон на случай, если Рафаэль хотел ему довериться.

Но Рафаэль был не из тех, кто доверяется, поэтому с удивлением посмотрел на него.

— Второй раз он меня не бил.

Кладбище было небольшим, уединенным и находилось далеко в Квинсе, оно было окружено высокими темными зданиями: одним складом и одним заброшенным викторианским домом. Магнус распорядился, чтобы это место окропили святой водой, благословили и сделали священным. Церкви являлись священной землей, а кладбища — нет. Все вампиры должны быть где-то похоронены и должны вставать.

Оно бы не создало барьер, как Институт Сумеречных охотников, но для Рафаэля было довольно трудно просто ступить ногой на эту землю.

Еще один тест. Рафаэль пообещал, что только дотронется ногой до земли.

Рафаэль пообещал.

Когда парень поднял подбородок, как слегка показывающая зубы лошадь, и бросился на святую землю, горя и крича, Магнус задался вопросом, как он вообще мог ему поверить.

— Рафаэль! — закричал он и побежал за ним, в темноту и на освященную землю.

Рафаэль прыгнул на надгробие и приземлился, балансируя на нем. Его вьющиеся волосы раздувало ветром с тонкого лица, тело выгибалось, пальцы цеплялись за мраморные края. Зубы были обнажены от ужасных клыков до десен, а глаза были черными и безжизненными. Он был похож на привидение, кошмар, пришедший в ярость от могилы. Меньше человеческого, еще меньше души, чем у любого дикого зверя.

Он прыгнул. Не на Магнуса, а на внешний край кладбища. Он оказался на другой стороне.

Магнус погнался за ним. Рафаэль качнулся и прислонился к низкой каменной стене, будто едва мог стоять на ногах. Кожа на его руках заметно покрылась волдырями. Он выглядел так, будто в агонии хотел сорвать остальную часть кожи, но у него не было сил.

— Что ж, ты это сделал, — заметил Магнус. — Под этим я имею в виду, что у меня почти случился сердечный приступ. Теперь не останавливайся. Еще не вечер. Что еще ты собираешься выкинуть, чтобы снова меня расстроить?

Рафаэль взглянул на него и ухмыльнулся. Не доброе выражение лица.

— Я снова сделаю то же самое.

Магнус предположил, что он просил об этом.

Когда Рафаэль снова пробежал по освященной земле не один раз, а десять, а потом прислонился к стене, выглядя изнуренным и потерянным, и до тех пор, пока был слишком слаб, чтобы бежать, стоял у стены и бормотал сам себе, сначала задыхаясь, а потом выговаривая слово — имя Бога.

Он давился кровью, когда говорил, кашлял и продолжал шептать:

— Dios. Боже.

Так долго, как только мог Магнус продолжал смотреть на него, слишком слабого, чтобы стоять и все еще причинять себе боль.

— Рафаэль, ты не думал, что сделал достаточно?

Как и следовало ожидать, Рафаэль посмотрел на него.

— Нет.

— У тебя есть вечность на то, чтобы узнать, как это делать и как контролировать себя. У тебя…

— Но у них нет! — выпалил Рафаэль. — Dios, ты ничего не понимаешь? Единственное, что у меня осталось — это надежда увидеть их, не разбить маме сердце. Мне нужно ее убедить. Мне нужно это сделать идеально и в ближайшее время, пока она все еще надеется, что я жив.

В этот раз он произнес «Dios», практически не дрогнув.