Спасатель. Жди меня, и я вернусь - [3]

– Фамилия? – с оттенком нетерпения переспросила та.

– Липский, – поборов слабость, ответил он, – Андрей Юрьевич.

Вместо «Липский» у него получилось что-то вроде «Лифши» – распухшие, рассеченные губы вкупе с отсутствием двух передних зубов отнюдь не способствовали улучшению дикции. Он провел кончиком языка по десне и нащупал торчащие из нее обломки, показавшиеся острыми, как бритвенные лезвия. Вспомнилось, как, стоя на четвереньках, сплюнул на снег тягучую красную слюну с двумя твердыми угловатыми комочками и услышал, как один из двоих нападавших с издевкой сказал откуда-то из наполненной болью и предчувствием близкой кончины морозной тьмы: «Зубы – ерунда, дело наживное. Оклемаешься – протезы вставишь». «Золотые, – подсказал второй. – Из золота, сука, партии».

Еще раз пощупав языком пеньки сломанных зубов, он со второй попытки совладал со своим речевым аппаратом и сумел разборчиво произнести собственную фамилию. Под его диктовку медсестра записала год рождения и адрес.

– Профессия? – спросила она.

– Блогер, – ответил Липский.

– Как?

– Свободный журналист, – перевел он.

«Свобода, – немедленно вспомнилось ему, – не только дает право самостоятельно принимать решения, но и возлагает на человека всю полноту ответственности за их последствия. Запомни это хорошенько, козел!» Правильность построения фразы и непринужденная легкость, с которой она была произнесена, предполагали определенный уровень интеллигентности или, как минимум, начитанности собеседника. Что, увы, не помешало ему, договорив, нанести свободному журналисту Липскому слепящий, сокрушительный удар в лицо – тот самый, после которого Андрей распрощался сразу с двумя передними зубами. Судя по разрушениям, которые повлек этот удар, нападавший воспользовался кастетом. Второй работал резиновой дубинкой, каковой предмет, будучи умело и с изрядной силой приложенным к затылку Андрея, едва не превратил главный рабочий инструмент свободного журналиста Липского в яичницу-болтунью.

– Место работы у вас есть? – спросила медсестра, и Андрей без труда уловил в ее голосе неприязненные нотки.

– Нет, – сказал он. – Сейчас нет.

Сестра сидела так, что поверх ее левого предплечья Андрей мог видеть историю болезни, которую она заполняла. «Временно не работает», – появилась в соответствующей графе похожая на приговор запись. Очевидно, почтенная собеседница Андрея, как и многие из тех, с кем ему доводилось встречаться, считала словосочетания «свободный журналист» и «свободный художник» синонимами слова «тунеядец». Он не стал вносить поправки: спорить не было сил. К тому же он находил унизительным и бесполезным втолковывать людям, что работать и ходить на работу – не всегда одно и то же, тем более что в объяснениях подобного рода, как правило, нуждаются те, кто не может и не хочет эти объяснения понять.

В голое, без занавесок, окно светило яркое январское солнце. Стены большой, на десяток коек, палаты были выложены пожелтевшим от старости, местами испещренным ржавыми потеками кафелем. Кафель был уложен неровно, и выпирающий из швов цементный раствор напоминал застарелую грязь. В палате явно делали перестановку, и скорее всего не одну: электрические розетки, которым, по идее, полагалось находиться в изголовье каждой кровати, обнаруживались в самых неожиданных местах. Ближайшая располагалась в метре от кровати Андрея; набитая рядом красной краской по трафарету надпись «220 В» пребывала в кричащем противоречии с полоской грязноватого пластыря, которой были залеплены отверстия для контактов вилки. В воздухе висел неприятный, памятный с детства запах лизола, оставленный санитаркой, мывшей пол перед утренним обходом. Из коридора доносилось бряканье металлических тарелок в пищеблоке и сварливый голос медсестры, распекавшей какого-то страдальца за курение в неположенном месте, а именно в туалете. В дальнем углу кто-то травил байки. «Останавливает его гаишник, – повествовал хрипловатый, ежесекундно норовящий сорваться на хохоток голос, – предлагает поехать на освидетельствование. Он ему говорит: не надо, говорит, на освидетельствование, я и так протокол подпишу – ничего, мол, не поделаешь, что виноват, то виноват. Пишет объяснение: так и так, грешен, выпил, ставит число, подпись – ну все чин-чинарем. А через день трезвый как стеклышко является к начальнику ГИБДД: права, говорит, верните, будьте так любезны. Тот ему: «Ты чего, мужик, с луны свалился? У тебя ж права за пьянку забрали, ты теперь за руль не скоро сядешь!» Он удивляется: какая, говорит, пьянка? Я, вообще-то, не употребляю… Полковник достает объяснительную: «Твоя? Читай!» А он ему: «Да вы, чем на человека напраслину возводить, сами сперва почитайте!» Тот читает, хмыкает и вызывает к себе мента, который протокол составлял. Сует ему эту объяснительную: «Читай!» Ну, тот читает: «Перед тем как сесть за руль, выпил двести граммов водки». Начальник ему: «Внимательно читай!» Тот опять: «Двести граммов водки». Начальник: «Нет, ты последнее слово по слогам прочти!» Мент пригляделся и читает: «Во-ды». Полковник только рукой махнул: иди, говорит, отсюда, дебил…»