Сожженные мосты. Часть 4. Долгая дорога домой - [68]

Так Россия получила себе новых подданных, новый народ — а Австро-Венгрия получила себе немало проблем.

На всей территории, прилегающей к Адриатике, правили хорваты. Так получилось, что они выбрали себе путь, по которому шли, пусть порой по колено в крови. Путь указал адвокат Анте Павелич, образованный и крайне жестокий человек, не раз встречавшийся в свое время с Муссолини[73]. Анте Павелич был человеком своего времени и своего места — он сумел переступить через нормы человеческой морали и свершил первый в Европе акт геноцида[74]. Удивительно — но во имя спокойствия в Европе никто ничего кроме России не предпринял, а Павелич какое-то время был даже первым министром в австрийском правительстве, при том что у него не руки были в крови — он весь был в крови!

Теперь, благодатная земля Средиземноморья была перекрыта уродливыми громадами блок-постов, патрулировалась регулярными армейскими частями и усташескими бандами, которые нередко грабили и убивали. Всему этому противостояли остающиеся в живых сербы, мусульмане, которых тут становилось все больше и больше и арнауты, которые просто конкурировали с хорватами за криминальные промыслы.

Поэтому, дальше на машине было ехать нельзя.

Место для стоянки нашли сразу же — по пограничной зоне никем не установленной границы внутри единой страны многие города жили торговлей и перевалкой грузов. Один из громадных складов — стоянок, где за относительно скромную плату можно было оставить груз, машину или машину с грузом было в Михаче. Въезд за забор с колючей проволокой, который охранялся с собаками, стоил двести крон в день, не такая уж и большая плата за сохранность машины, содержимое кузова которой никого здесь не интересовало. Это был всего лишь еще один грузовик из двух с половиной сотен уже стоящих здесь.

Заглушив мотор, сотник какое-то время просто сидел, закрыв глаза и пытаясь хоть как-то отдохнуть. Все таки на таблетках ехать — не дело.

— Приехали? — спросил Божедар

— Как видишь…

Враг рядом с тобой… Тот, на кого ты и не подумаешь.

Велехов не очень доверял Божедару, слова цыганки запали в душу, наложившись на те подозрения, которые там уже были. Что то неясное было во всем в этом — и с тем, как сербы, знающие приграничье как собственный нужник попались в засаду, и с мертвым контрабандистом — вот за что его убили?! И вообще — с обстановкой в приграничье и с движущимися на Россию колоннами техники…

Пытаться связаться со своими и сообщать о колоннах с техникой он не стал. Не может быть, чтобы в штабе и так об этом не знали, современные спутники сканируют землю одновременно множеством способов и ни ночь, ни дождь, и туман не могут скрыть передвижение крупных сил техники у самой границы. Сейчас поступают по-другому, объявляют учения, которые, если ситуация не благоприятствует — учениями и остаются.

Враг рядом с тобой…

— Пойдем? — Божедар был готов действовать

— Куда?

— Ну… на встречу.

Господи…

— С кем?

— Ну… с друзьями.

— С какими? У тебя тут есть друзья?

— Везде, где живут сербы, у меня есть друзья.

— Они тебе друзья. А ты им?

— О чем ты, пан казак?

— Да о том. Ты считаешь всех сербов своими. Ты так ничего и не понял, из того что я тебе сказал — а это плохо.

— Серб серба не предаст.

— Уверен? А ты знаешь, что в Пожареваце половина надзирателей — сербы?

— Это ложь! — покраснел от ярости Божедар. Это было хорошо, в Риме краснеющих в гневе брали в легионеры и преторы.

— Это правда. Сербы, переметнувшиеся на другую сторону. Я тебе скажу одну вещь. Вот возьмем сербскую семью. Она живет здесь, пусть и на птичьих правах. Дети ходят в гимназию, пусть и католическую, а православие изучают дома. Теперь, если начнется сербский мятеж, сюда придут усташи и возьмутся за свои сербосеки. Может погибнуть вся семья. А если этот серб сообщит к примеру о тебе в ХауптКундшафт-Штелле — то ему заплатят немалые деньги и вывезут отсюда, его и его семью — он доказал лояльность государству. Ну, и как ты думаешь, поступит серб, когда будет решать что важнее, мятеж или семья.

— Ты плохо говоришь, рус… — сказал Божедар после долгого молчания.

— Я правду говорю. Пусть она и не такая, какой ты хочешь ее видеть — но это правда.

С остальными встретились у озера Балатон, добравшись туда экскурсионным автобусом — шаттлом, без оружия. Соболь, Певец, Чебак все они приехали на разных машинах и все — без оружия, только с деньгами, как туристы. В потоке туристов, едущих к озеру Балатон, затеряться было запросто, и на компанию мужчин, собравшихся в одном из кафе, никто и не обратил внимания.

Заказали большую порцию крестьянского рагу — оно готовилось в большой утятнице, и так в ней и подавалось на стол пышущее жаром. Ели как едят крестьяне — из одного блюда.

— Как добрались? — спросил Велехов, тщательно пережевывая жесткое в этих местах мясо.

— Нормально — за всех ответил Чебак — видел, что на дорогах?

— Да… Не надо об этом.

Какое-то время все сосредоточенно насыщались, уплетая распаренное месиво из овощей и мяса. Кафе стояло на самом озере, ввозную глаз резали водные мотоциклы, среди которых солидно резал волну теплоход.

Добравшись до закопченного дна утятницы, все сыто вздохнули, полный желудок располагал к прогулке. Велехов вытащил бумажник, расплачиваясь за всех.