Сожженная карта - [77]

Переступаю с ноги на ногу, дышать становится все труднее. И по мере того как дышать становится все труднее, начинает расти беспокойство. А может быть, оттого, что растет беспокойство, дышать становится все труднее. И мне не только не удается восстановить фокус, но, хуже того, улица за поворотом все больше превращается для меня в белое пятно, будто ее стерли отличным ластиком. Стерт цвет, стерты очертания, стерты формы, наконец, стерто, кажется, само существование этой улицы. Сзади слышатся шаги. Меня обгоняет мужчина, по виду служащий, с папкой в левой руке и с зонтом в правой. Ссутулившись, загребая ногами, он идет, размахивая зонтом в такт шагам. Видимо, оторвалась застежка, и складки зонта, точно дыша, то расходятся, то сходятся. Окликнуть его не хватало смелости, но в какой-то миг захотелось пойти за ним следом. Может, это и есть самое главное — вот так, не колеблясь, и не раздумывая, идти вперед? Во всяком случае, через каких-нибудь пять-шесть шагов я смогу увидеть, что там за поворотом. Мне кажется, что если удастся своими глазами убедиться в реальности пейзажа, все легко разрешится, как застрявшая в горле пилюля легко проглатывается с водой. Мужчина как раз заворачивает за угол. Он исчезает, но никакого вопля не слышно. Видимо, улица там существует, в чем он и был абсолютно уверен. То, что удалось мужчине, должно удаться и мне. Всего каких-то пять-шесть шагов, какие-то десять секунд — невелика потеря.

Однако действительно ли невелика? Что я буду делать, если, не дожидаясь, пока вернется память, помчусь вперед, а там вдруг окажется совершенно незнакомое место? Совсем не исключено, что такой знакомый пейзаж здесь, на крутой дороге, постепенно превратится, если я пойду за мужчиной, в незнакомый мир. Во всяком случае, это не исключено. Возможно, и дома на холме существуют лишь в моем воображении, а пришедший мне на память лабиринт под обрывом — обычная ассоциация, которую вызвала труба бани. Ясно, что здесь северный склон холма — это легко определить по влажному мху, захватившему все владения от каменной стены и до бетонного покрытия дороги.

А вдруг мои привычные ощущения на самом деле не настоящие воспоминания, а лишь рядившееся в одежды таких воспоминаний ложное восприятие… и тогда уверенность, что я на пути домой, не более чем предлог для оправдания этого восприятия… и я сам превращаюсь в нечто неопределенное, что невозможно назвать мной.

Я перевожу дух, изо рта вырывается холодный пар. Навстречу обогнавшему меня мужчине с зонтом вниз бежит вприпрыжку, звеня мелочью в кошельке, девочка в длинной зеленой кофте. Вот так все время — кто-то исчезает на исчезнувшей улице и вместо него кто-то появляется с исчезнувшей улицы. Вынимаю сигареты и, стараясь оттянуть время, нарочно медлю, не зажигая спички. Как было бы хорошо, если б прошел какой-нибудь знакомый. А вдруг, как и улица на холме, лицо, которое должно быть мне знакомо, превратится в совершенно незнакомое?.

Подступила тошнота. Может быть, оттого, что я слишком напрягал зрение, стараясь разглядеть невидимое. К тошноте прибавилось и головокружение. В общем, я, очевидно, слишком долго колебался. Если я не решаюсь повернуть за угол, тогда нужно, не раздумывая идти обратно. Но в тот миг, когда я уже собрался повернуть, сзади раздался пронзительный гудок автомобиля. Изрыгая клубы дыма, вверх поднимается груженный овощами, обшарпанный трехколесный грузовичок. Но что это, галлюцинация? Прижавшись к стене, я на секунду теряю его из виду, а в следующую секунду грузовичка уже нигде нет и исчезает не только трехколесный грузовичок. Исчезают и все люди. Теперь вокруг ни души. Меня охватывает чувство ужасного одиночества. Так тоскливо, будто-меня с головой погребли под чернильными листками, и я что было сил помчался назад, вниз, откуда только что пришел. Но спускаться вниз по крутой дороге еще труднее, чем подниматься по ней. Выщербленный бетон — не особенно удобное место для ходьбы, и бороздки, предотвращающие скольжение, тоже никакой пользы прохожему не приносят. Чтобы сохранить устойчивость, приходится изо всех сил напрягать колени. Каменная стена — теперь уже справа — постепенно повышается, в самом конце спуска около нее стоит уличный фонарь. На его столбе прикреплена табличка с названием улицы — белые иероглифы на зеленом фоне. И хотя я чувствую, что название именно то, которого я ждал, прежней уверенности нет.

Неожиданно дорога становится шире и упирается в большую улицу с тротуарами, по которой ходят автобусы. У конца склона горит фонарь, а на этой улице, буквально в десяти шагах от него, еще совсем светло. Но куда ни посмотришь, на ней тоже нет ни души, и меня охватывает невыразимый страх. Впечатление, будто меня заманили в пейзаж, на котором забыли нарисовать людей. Поскольку нет людей, нет, разумеется, и машин. Но все указывает на то, что люди только что здесь были. Например, еще дымящийся окурок сигареты на обочине тротуара. Судя по пеплу, его бросили несколько секунд назад.

Я бегу вправо. Показался вход в метро — там-то уж безусловно должно быть оживленно и людно, думаю я. На перекрестке у светофора — центральная часть улицы — высится огромное здание страховой компании, книжный магазин, небольшой универмаг. Двери магазинов широко распахнуты, товары разложены — они ждут покупателей, но покупателей нет, нет и продавцов. Только светофор меняет зеленый цвет на желтый, желтый на красный, красный снова на зеленый, но автомобилей нет, ни движущихся, ни стоящих. Однако разносимый ветром запах выхлопных газов чувствуется, как обычно. Значит, и люди, и автомашины исчезли совеем недавно.