Сожители: опыт кокетливого детектива - [4]

– Кирыч, скажи, у тебя тоже такое чувство? – спросил я, отступив на кухню, где было чуть потише.

– Какое? – не отвлекаясь от хозяйственной суеты, спросил он.

– Мне кажется, что все это уже было, и кто-то надумал снова проиграть заезженную пластинку. Тебе не кажется?

– Нет, не кажется.

– А зря! У нас в туалете смолят марихуану, в спальне только что не трахаются, в гостиной дым коромыслом, соседка уже наверняка валяется с инфарктом. А ему ничего не кажется. Ты не боишься, что удалые транcвеститки захотят навестить тебя еще и на работе?

– Весело же, чего ты? – сказал Кирыч, – Вспомни, когда мы в последний раз гостей принимали.

– На твой день рождения.

– И сколько человек пришло?

– Двое. Сеня и Ваня, – признал я, неохотно вспоминая тот краткосрочный развод, случившийся прямо на наших глазах, – Все у нас не как у людей. У нас даже собака лает только тогда, когда ей хочется. Нет бы дом охранять. Цапнула бы пару-тройку сладких юношей, а остальные бы сами разбежались. Где Вирус, кстати?

– Не знаю. Свинтил куда-то.

Если с возвращением Марка все страхи так дружно сбываются, то я бы не удивился, узнав, что к Вирусу вернулось его неукротимое либидо – чехвостит, небось, невинную болонку….

Меж тем, Марк, прибывший в Москву «блистать», был вынужден отступить в тень. Зинка пришла не первой, но званием примадонны делиться не спешила.

– Дорогуша, если хочешь иметь успех в жизни, то нужно запомнить всего три позы, – громко втолковывала златокудрая Зинка красавцу юноше, – Поза «чайник», – одну руку она подняла, а другой подбоченилась, – Это чтобы привлечь к себе внимание. Вторая поза – «ваза», – она воздела к потолку обе руки, – Она нужна, когда поклонники не могут отвести от тебя глаз. И, наконец, третья поза – «амфора», – Зинка уперла обе руки в бока, – Она называется «не для тебя цвету». Это чтобы знали свое место.

Грохнул смех. Снова загудели трубы – соседка Розочка была более чем жива.

– …это было, когда я еще в Париже жил, – в другом конце комнаты говорил Марк, продолжая, должно быть, одну из своих заграничных историй.

– В Париже они жили, – громким шепотом произнес Андрей-портняжка, обращаясь к своему потасканному спутнику, – Мало ли, где мы жили.

– Ну, он же не виноват, что там жил, – сказал Кирыч.

– Вот именно, – сказал я довольно резко, – Ты же, Андрюша, в свой родной Новодрищенск ездишь, а мы и не завидуем.

Портняжка сложил рот в куриную гузку.

Я могу сколько угодно ругать своих сожителей, но если кто-то посторонний позволяет себе то же самое, то я тут же превращаюсь в зверя. Лаять ближних последними словами – это моя прерогатива и расставаться с ней я не собирался.

– А что ты в Париже делал? – спросил кто-то еще.

– Как сказать, – Марк замешкался, – это сложно….

– Он работал шпионом, контракт закончился, – сказал я, – Только никому ни слова. Государственная тайна.

В комнате одобрительно загудели.

– Ерунда какая, – сказал Андрей с отчетливой завистью.

– Ничего себе, ерунда, – сказал я, – Операция «Маруся» провалилась. Это ж такое дело! Государственное! Скоро парижскую блондинку будет снимать русский «Плейбой», – и удалился, в надежде, что нелепый пухляк перестанет задавать глупые вопросы.

Мало ли почему люди живут то там, то здесь? Хотят – и живут.

Я не стану рассказывать про свое тяжкое пробуждение на следующий день. Я не стану даже думать о том, хороша ли была спонтанная вечеринка. Она просто была, и покончим на этом, баста. Преимущество возраста в том и состоит, что ты можешь позволить себе забывчивость

Нас разбудил дверной звонок, следом за которым затрезвонили сразу все мобильники, какие только были в доме.

– Ты посмотри, – выглянув в окно спальни, сказал Кирыч.

Кусты в палисаднике, любовно высаженные соседкой Розочкой, были сильно повреждены. Там собралась толпа: кто-то держал наготове фотоаппарат с увесистым объективом, у кого-то была в руке видеокамера, а кто-то просто нетерпеливо подпрыгивал на задах. Увидев меня, люди навострили технику – суетливая фауна доламывала хилую городскую флору.

– Жили себе, тихо-мирно, – отскочив вглубь комнаты, сказал я, – И вот опять…, как в двадцать пять.

– Гуакамоле-гуакамоле! – раздавался из душа проникновенный голос Марка, еще не ведавшего своего счастья.

Кирыч задернул шторы.

Перезвон все не стихал.

– Здрасте-приехали….

Стульчак Мадонны

Как и положено орнаментальной натуре, Марк поначалу обрадовался. А как же?! Родина оказала прием, достойный личности такого калибра. Не успел заезжий гость сообщить о своей исключительности – и тех звезд он видал, и там подглядывал – как в дверь забарабанили, телефон затрезвонил, а в окна заскреблись с требованием «прокомментировать полученные сведения».

– Мне выйти в белом или в бежевом, вы как думаете? – спросил Марк, узнав о столпотворении у нашего порога.

– Ну, если ты хочешь по-настоящему осчастливить своих поклонников, выйди в голом, – сказал я, – Это как раз то, чего от тебя ждут.

Вначале сильно обрадовавшись, затем Марк также сильно приуныл. Если уж и есть у меня жизненное предназначение, то в том оно, вероятно, и состоит, чтобы возвращать лазоревых птенчиков на грешную землю: приходится объяснять, что здесь вам не заграница с ее свободами и правами; Россия – это безальтернативная родина, пусть и прожившая 20 лет без социализма, но так и не сумевшая толком набраться ума.