Созданы для любви - [7]

– Знаешь, когда я решила, что уйду, я подумала было, что будет забавно пошвыряться деньгами напоследок. Потратить столько, чтобы тратить надоело. Я думала заказать кучу всего странного и оставить там по приколу. Типа сотни тысяч банок супа. Но мне в конце концов стало так страшно, что хотелось только сбежать оттуда побыстрее.

Дом Байрона стоял в глуши, далеко от города и рядом с основным офисом фирмы «Гоголь» и мини-городком для высокопоставленных сотрудников. Если человек не ехал специально на встречу к Байрону или на работу, случайно забрести на территорию он не мог. Большинство сотрудников работали в городских филиалах, но города вызывали у Байрона паранойю. Почти все вызывало у него паранойю.

Она прикрыла лицо руками и прошлась по коже круговыми движениями.

– Я тебе говорила, что он обожал говорить о «мировом господстве»? Так вот да. Более чем. Ну кто еще, кроме безумных диктаторов-социопатов, приходит домой к жене после рабочей встречи и говорит: «Обожаю вкус мирового господства! Хочешь попробовать? Поцелуй меня!»

Я как будто жила с мультяшным злодеем. Хуже всего было то, что я не понимала, как на это отвечать, и подыгрывала ему, делала вид, что очень им горжусь. «Слава повелителю мира!» – не знаю точно, сколько раз я так салютовала ему бокалом с водой.

– Что ж, крошка. Жаль, что из твоего брака вышел трындец. Кажется, тебе нужно напиться еще сильнее, чем я думал, – его лицо снова нашло убежище в Дианиной шевелюре, он стал приподнимать отдельные пряди и тереться об них, как будто полируя свои щеки и подбородок.

– А теперь ноги в руки и вперед, увидимся утром.

Хейзел так и тянуло печально вздохнуть. Ей хотелось, чтобы это была вина отца, если она выйдет за дверь, а гоголевская банда ее похитит или того хуже, но нет, это не будет его вина, и он это знает, поэтому, вопреки ее надеждам, он и сейчас не станет терзаться, выставив ее из дома, когда она совсем не хочет уходить.

– Ладно, пап. Я в бар. Каждый отец только и ждет услышать от дочери: «Я в таверну, вернусь, когда ты давно ляжешь спать».

– Только ты должна уйди по-честному, – добавил он. – Выйти на пару минут, посидеть на крылечке и вернутся обратно – не вариант.

«Раскл» сдал назад с протяжным сигналом, затем развернулся, и новоиспеченная пара укатила в спальню.

– Знаю-знаю, – услышала Хейзел папин шепот, – я тоже думаю, что она тронулась.

Хейзел сняла ключи от дома с деревянной ключницы в форме таксы, которая висела у входной двери. Ключи болтались у собачки на животе как доильные стаканы, с помощью которых бедное животное можно было задоить до смерти. В больших приклеенных глазах застыла мольба о спасении от доительной кабалы. Ключ приятно лег в руку Хейзел, ей нравилось, что зубчики впиваются в ладонь, если сжать его покрепче.

Вход в Центр, как Байрон называл их домашний комплекс, открывался с помощью системы распознавания голоса и сетчатки глаза. Для некоторых комнат нужен был отпечаток пальца и код, а машины управлялись пультом дистанционного управления. Такие мелочи, как настоящие ключи, возвращали ее назад в прошлое, и казалось, что именно этого она и хотела больше всего на свете. Сбежать из мира будущего, где она жила с Байроном, от современного технического прогресса. Ей больше не хотелось иметь дела с тем, что Байрон и его приспешники называли бионической революцией, слишком часто оговариваясь и превращая ее – случайно ли? – в «байроническую».

Чем проще она будет жить, чем больше будет делать по старинке, тем сильнее отдалится от него – эта мысль вселяла надежду, что она снова может стать хозяйкой своей жизни.

Приходили и менее радостные мысли. На улице было душно, она вспотела, ей было не по себе и выглядела она действительно на троечку. Перспектива того, что прямо сейчас кто-то ее убьет, казалась еще мрачнее, чем раньше.

Хейзел была уверена, что впервые папино желание устроить отношения после смерти жены, проявилось несколько лет назад, когда он на эмоциях позвонил ей посреди ночи.

Звонок раздался почти в два часа.

– Хейзел! – завел он. – Хейзел! Хейзел! Хейзел!

Как будто только что выучил ее имя.

Едва выбравшись из глубокого сна, ее мозг не мог отличить панику от энтузиазма. Она решила, что у папы приступ.

– Я звоню в девять-один-один, пап – начала она, – и пошлю вертолет забрать тебя из больницы.

Больница, куда его должны увезти, была в двух часах езды от Центра, но там была вертолетная площадка, так что врачи Гоголя могли начать работу уже во время перелета в клинику при Центре. Клиника была современной до абсурда. Из невидимых колонок, разбросанных по всей территории, раздавалась успокаивающая, но в то же время оптимистичная музыка – эти звуки, казалось, действительно могли задержать саму смерть, так же как низкие частоты отпугивают некоторых насекомых и паразитов. «Я вот что скажу, – обращался к зрителям один из пациентов в рекламном видео; вроде, Байрон называл его нефтяным магнатом, – ты как будто отправляешься путешествовать во времени на тридцать лет вперед и попадаешь в клинику будущего. Два дня назад мне сделали четвертное шунтирование, и это была самая приятная процедура в моей жизни. Я бы с удовольствием повторил!»