Созданы для любви - [8]

– Хейзел, Хейзел! Хейзел! – продолжал отец, – никаких ЧП! В смысле, ЧП есть, но не в медицинском смысле. У меня тут случилось то, что люди искусства называют прозрением.

Тут на стене спальни возникли мерцающие красные неоновые буквы – реакция байроновского шлема для сна, который засек повышенный уровень стресса. «Разбудить Байрона?» – вопрошала надпись. Шлем не будил Байрона по умолчанию, если она просыпалась посреди ночи с бешеным пульсом, потому что в Центре ей снились одни только кошмары, и если бы Байрон просыпался каждый раз, когда она сидела на постели, панически хватая ртом воздух, ему бы никогда не удавалось выспаться. Поэтому шлем предоставлял выбор ей.

Она ни разу не захотела разбудить Байрона.

Хейзел провела двумя пальцами влево в воздухе, и вопрос исчез.

– Так ты в порядке, пап?

– Не то слово! Я хочу снова начать ходить на свидания! Мой приятель, который живет вниз по улице, оформил мне профиль на сайте знакомств.

Хейзел взглянула на спящего Байрона и ощутила укол зависти к престарелому отцу и его новым амурным приключениям. После того как Хейзел вышла замуж, ее склонность завидовать другим людям, в отличие от остальных чувств, не атрофировалась, а разрослась, причем до таких масштабов, что Хейзел могла бы отделиться от нее и с гордостью наблюдать с высоты, как за скаковой лошадью, лидирующей в забеге: «Вы не представляете, насколько быстро может бежать этот чудо-зверь!» У нее явно был талант к эмоциональному обнищанию. Она была в числе лидеров по этому параметру.

Хейзел старалась не смотреть на шлем Байрона, но он ее гипнотизировал. Струйки голубого света поднимались от шеи вверх по главной панели и, разветвляясь, стремились к макушке. Из-за темного стекла казалось, что Байрон – это незаконченный проект, личинка, и ей было страшно его будить. В ее кошмарах он снимал шлем, а под ним оказывалось неоформившееся лицо с торчащими наружу мышцами. Впрочем, разбудить Байрона случайно было бы непросто. Там, под шлемом, успокаивающее дельта-излучение влияло на его БДГ-фазу сна, помогая Байрону не проснуться; кроме того, шлем совсем не пропускал света. Хейзел предпочитала не надевать свой; он стоял на тумбочке на подставке и всю ночь маньячно на нее поглядывал. Когда она надевала шлем, это было похоже на репетицию смерти, слишком убедительную, на ее вкус. Поддаться было слишком легко – и это пугало. Обычный человек, надев шлем, засыпал меньше чем за две минуты. «Я не хочу быть настолько хорошим дублером, чтобы мне в итоге отдали роль», – сказала она Байрону, но у его гаджетов как обычно на все были ответы: спать под сенсорным куполом безопаснее всего, потому что он отслеживал жизненные показатели. Если пульс понижался слишком сильно, аварийная система пыталась тебя разбудить: если ты не реагировал, то сигнал тревоги вызывал врачей неотложной помощи. И даже несмотря на то, что Хейзел не надевала свой шлем, она все равно оставалась в безопасности – до тех пор, пока Байрон спал в своем: их модель, Омега, была настроена на семейный режим и мониторила всех живых существ в определенном радиусе. Если бы с Хейзел что-то случилось, шлем Байрона об этом бы узнал.

Папа сходил на три свидания с разными женщинами, но быстро сдался, так как все они начинали собираться домой, не проговорив с ним с ним и десяти минут. «У меня никогда особо не складывалось с общением» – сказал он Хейзел. Не поспоришь. Иногда на нее накатывало желание пожаловаться ему на свой брак, но сочувствовать он умел только в стиле спорткомментатора, речь которого из-за проблем с сигналом отстает от картинки. Если бы она сказала что-то вроде «Пап, кажется, я зря вышла замуж за Байрона», он бы, скорее всего, тут же заговорил о чем-нибудь другом, так что она подумала бы, что он ее не слушал или пропустил последнюю фразу мимо ушей, – ее бы это задело, но в то же время, ей стало бы легче. И как раз тогда, когда она расслабилась бы и начала выбирать тему поприятнее, он бы встрепенулся: «Вот как? Фигово тебе, да? Ох! Что ж! Держись». Поэтому она решила отложить разговор до тех пор, пока молчать уже будет невозможно.

И вот час настал.

Как ни странно, уходить сегодня из его дома было тоскливо – ни следа прежней радости освобождения. Раньше такого не было. Когда она была замужем, она время от времени приезжала к отцу, но только затем, чтобы потом ее собственная жизнь казалась ей чуть лучше. Встречи с ним убедительно доказывали, что это его грубый характер, а также многочисленные несовершенства и тяготы ее детства, как дорожные заграждения, отрезали ей путь к искренней радости, а ее собственные решения, недостаток амбиций, неумение работать в команде и относительная трезвость роли не играли. Мама, конечно, тоже была виновата, но после смерти параметры ее деспотического правления изменились. Дальше разрушать жизнь Хейзел она не могла, потому что дочь, как и все остальные живые существа, оказалась вне ее юрисдикции.

Возможно, поэтому Хейзел и вышла за Байрона после смерти мамы. Она решила продолжить мамино дело – и собственными руками испортить себе жизнь.

3

Май 2008

С Байроном она познакомилась случайно. Одной из предприимчивых однокурсниц Хейзел дали задание взять у него интервью для учебной газеты. Байрон собирался прийти на выпускную церемонию и выступить, как он выразился, «с технологической напутственной речью».