Совсем другая сторона - [8]

Когда я спустилась вниз, за окнами было уже совсем темно.

Хаарт уже успел затопить плиту и накрыть на стол — я боялась, что это опять будут какие-то корни, но пахло уж очень аппетитно. После всех этих физических упражнений на свежем воздухе изголодалась я страшно, но мне не хотелось показаться невежливой — поэтому я присела на нижнюю ступеньку лестницы и сидела там, пока он, не оборачиваясь, сказал:

— Ты можешь сесть за стол.

Посуда тоже была какая-то непривычная — хорошая фарфоровая посуда, но странной формы, какой-то текучей, что ли — настолько она была плавно изогнута. Белая тонкая чашка, казалось, светилась изнутри своим собственным светом. От нее поднимался ароматный пар — это было подогретое вино с какими-то специями.

Я из вежливости подождала, пока он не начнет есть, и только потом развернулась как следует. Ложки и ножи тут были, а вот вилки — нет. Сейчас, правда, это меня мало беспокоило.

— Так как же все-таки ты оказалась тут? — спросил Хаарт.

Я рассказала ему всю эту историю про штурмовиков и приемник — довольно, впрочем, коротко.

— Тебе повезло, — сказал он. — Ты могла проплутать там до смерти. Там такие лабиринты, знаешь…

— Это действительно подземный город?

— Да нет, — ответил он, — это просто какая-то система коммуникаций. Может, под ними и лежит какой-то подземный город, не знаю.

— Какой смысл ходить вот так…туда и обратно?

Он пожал плечами.

— Это просто торговля. Перевозка товара. Здесь ведь никто никогда не делал ничего сложнее телеги. Я переносил сюда оружие, разные вещи.

Я дотронулась до чашки — она еще хранила тепло и казалась такой хрупкой… не толще бумажного листа.

— У нас таких не делают. Я хочу сказать, это музейная вещь. А ты говоришь, что тут ничего не умеют.

— Это не наши. Это леммы.

— Леммы?

— Другая раса. Они иногда продают всякие такие штуки. Или меняют. Не думаю, чтобы они сами пользовались такой посудой.

— Я… не понимаю.

— Тут нужно прожить какое-то время, чтобы привыкнуть к этому. У вас там тоже все очень запутано. Здесь, например, нет войн.

— Сульпы… они такие страшные.

Он усмехнулся.

— Они, в большинстве своем, даже мяса не едят. А ты, когда там носилась, думала, они сейчас нападут на тебя, да?

— Наверное, да. Все это непривычно как-то.

От теплого вина я вконец расслабилась, мне стало хорошо и спокойно, только страшно лень было подниматься с места. Я просто сидела, пытаясь представить себе, как они тут живут. В целостную картину все это как-то не складывалось.

Хаарт покосился на меня и стал убирать со стола. Я даже не пыталась ему помочь — просто сидела и смотрела, как он складывает посуду в раковину. Он сказал:

— В следующий раз твоя очередь.

— Ладно. А чем тут вообще люди занимаются?

— Живут. Так же, как и везде.

— Мы долго ехали. Два дня. И не встретили никого. Ни одного человека. Где все?

— На краю леса есть несколько деревень. И еще город, не очень далеко. Но людей тут не много, это правда.

— У нас… — Я закрыла глаза и откинулась на спинку стула — даже этот мягкий свет сейчас казался невыносимым — все по-другому. Всего очень много…слишком много.

Хаарт перестал греметь посудой. Я приоткрыла глаза — он, обернувшись, глядел на меня.

— Здесь и правда, спокойно, — наконец, сказал он.

Здесь, действительно, было спокойно. Меня словно покачивало на теплых волнах, страх куда-то ушел, словно ему в этом мире действительно не было места. За окном темное небо несколько раз вспыхнуло — дальние зарницы высветили края туч, потом, через сто лет, я услышала тихий рокот.

Хаарт сказал:

— Ты хотела пройти обратно… Если это тебе действительно нужно, я смогу провести тебя туда через пару дней. Но, мне кажется, лучше будет, если ты останешься здесь. Если там тебя ничего не держит.

Я подняла голову. За его спиной было витражное окно, цветные блики лежали на каменном полу, на темной столешнице. Там, за окном, в темноте, раскинулся непонятный чужой мир. Не более чужой и непонятный, чем тот, который я оставила там, по ту сторону темного лабиринта, в грязи и холоде.

— Не держит, — сказала я. — Нет.

3.

Мне действительно пришлось выучить язык — когда у Хаарта лопнуло терпение, он просто перестал разговаривать со мной на языке той стороны. На самом деле, оказалось, что это не так уж и сложно если иметь стимул.

Вскоре он сказал, что ему нужно отвести вторую лошадь к сульпам — он уехал и пропадал дня четыре. С его уходом все мое спокойствие куда-то делось — ночами я бродила по дому, заглядывала в углы, прислушивалась к несуществующим шагам. Дом принадлежал ему, а не мне, и не то, чтобы становился враждебным — просто не обращал на меня внимания. Я закрыла изнутри ворота и ночами запирала на внутренний засов входную дверь — мне мерещились всякие ужасы. Как оказалось, не напрасно.

Хаарт приехал очень мрачный. Он привел другую лошадь, вместо той, прежней, уж не знаю, где он ее раздобыл — крупную гнедую кобылу, с которой мы сразу поладили и рассказал, что до него дошли неприятные известия — кто-то из наших военных обнаружил Проход.

Видимо, на той стороне все было уж очень плохо — Хаарт не стал рассказывать, как обстоят дела, а мне не удалось ничего от него добиться, — раз вооруженные доблестные наши войска храбро ринулись неизвестно куда. Их больше двухсот человек — сказал он — они натащили с собой кучу оружия и уже постреливают. А с перепугу от них можно ожидать чего угодно.