Совсем другая сторона - [7]

Хаарт пару раз обернулся, поглядел на меня, но ничего не сказал. Лошади какое-то время шли шагом, потом он поднял свою в галоп — стало еще хуже, потому что трава подо мной слилась в сплошной ровный убаюкивающий поток, я ныряла в этих волнах не чувствуя своего тела, ни страха, ни удивления — ничего. Я все ждала, когда же это кончится, но равнина не имела предела, горизонт все время отодвигался, пряжка подпруги натерла мне ногу — единственное разнообразие в этом монотонном движении — впрочем, разнообразие не слишком приятное. Наконец, лошади пошли шагом и я поняла, что мы поднимаемся в гору. Очень пологий подъем — холм (если это был холм) ничем не выдавал себя, спрятанный под тем же зеленым покровом, подъем был почти незаметен, и, наконец, в меркнущем вечернем свете я увидела перемену в пейзаже — передо мной стоял дом. Он вырос как-то сразу, ничто не предвещало его приближения, но это был действительно дом, он был окружен оградой — массивной серой оградой из какого-то похожего на бетон материала. Ограда гораздо выше человеческого роста, а сам он выше этой ограды — наверное, потому, что стоял на верхушке холма. Настоящий добротный дом — никакая не землянка, не хижина, ничего подобного, — двухэтажный, с наружной лестницей, ведущей наверх, с покатой крышей. Верхний его этаж сложен из бревен, а нижний — цокольный — из массивных серых камней. Окна захватывали оба этажа — они были высокими, но довольно узкими и, в последнем рассеянном свете, я увидела, что в некоторые из них вставлены разноцветные стекла.

Мы свернули и поехали шагом вдоль ограды — в ней обнаружились массивные ворота, снаружи заложенные деревянным брусом.

Хаарт спрыгнул с лошади, передвинул брус и створки ворот распахнулись — он завел лошадь, а я въехала следом за ним. Двор за оградой был более менее обычным двором — я увидела конюшню, какой-то сарай, стог сена…

Я слезла с лошади, расстегнула подпруги, стащила седло и села на землю, так и держа седло в руках. Хаарт перехватил повод и отобрал у меня седло.

— По крайней мере, ты не сбила ей спину — сказал он.

Он увел лошадей, а я добралась до крыльца и присела на ступеньку — доски были сухими и теплыми. Я не сделала никакой попытки подняться даже когда Хаарт вернулся и отворил двери в дом — они тоже были заперты лишь на наружный засов. Ему пришлось прикрикнуть на меня и я поднялась, цепляясь за перила.

Внутри было темно — дверь за нами захлопнулась и мы оказались в узком коридоре, потом Хаарт прошел в такую же темную комнату. Я слышала, как он возится там, зажигая свет. Вскоре на пол коридора легла желтая полоска и я увидела, что он сложен из массивных каменных плит. По этой светлой дорожке я и прошла в комнату.

Она занимала весь нижний этаж и служила, видимо, одновременно гостиной и кухней. В дальнем углу стояла плита — она топилась дровами, которые были аккуратно сложены рядом. Но тут же находилась какая-то вполне современная раковина — хоть и довольно непривычного вида, к ней были подведены трубы — какие угодно, но только не металлические. На полках темного дерева стояла всякая кухонная утварь, а посреди комнаты располагался здоровый деревянный стол — его темная поверхность матово отсвечивала.

Мебели было немного, но она была добротная, надежная, а каменные плиты пола были застелены тростниковыми циновками. Не будь я полутрупом, мне бы тут понравилось.

Хаарт сказал:

— Если ты поднимешься по этой лестнице, то там есть ванна. Вода теплая.

Фонарь, который он держал в руке, отбрасывал резкие тени, отчего лицо его казалось суровым и невыразительным — темные ямы глаз, темные впадины под скулами. Свет был странный — не огонь и не электрическая нить накаливания — неяркое ровное сияние, исходящее из матового шара. Шар качался в плетеной веревочной сетке — точно поплавок на волнах.

— Откроешь шкаф в коридоре, там есть какая-то одежда. Посмотришь, что тебе подойдет.

Шкаф с одеждой стоял на верхней площадке лестницы — вернее, он был вмонтирован в стену. Порывшись в нем, я нашла рубашку и полотняные штаны — велики, но, если перетянуть потуже и подвернуть штанины, то — ничего.

Следующая дверь действительно вела в ванную — довольно тесную, но вполне цивилизованную — ванна была утоплена в пол и к ней были подведены те же странные трубы. Краны были тоже какие-то непривычные — и я порядком помучилась прежде, чем мне удалось пустить теплую воду. Откуда бралась эта теплая вода, я так и не поняла — тут ведь не было ни электричества, ни центрального отопления. Под потолком пролегала изогнутая стеклянная трубка — она слабо светилась.

Залезть в теплую ванну после того, как два дня подряд промаешься верхом на лошади — высшее блаженство. Когда я вылезла и переоделась, то уже чувствовала себя лучше и была способна хоть как-то соображать. Беда только в том, что проку от этой способности все равно не было — воображение мое все время буксовало — я так и не могла понять, где я оказалась. Это само себе здорово сбивало с толку, но еще хуже, когда не знаешь, как себя держать — вероятно, мне следовало проявить какую-то благодарность…Поди знай, до какой степени.